Тайна алмаза

— Аппарат находится у меня, и профессор Щетинин с его талантом единственный, кто окажет нам неоценимые услуги в производстве алмаза. Не забывайте, что профессор — крупный ученый в области кристаллографии, к тому же он бывший учитель инженера Кручинина. — Маккинг в задумчивости пососал папиросу и вдруг заговорил совсем на другую тему:

— Когда мы с вами начали сотрудничать, вы мне рассказали всю свою родословную.

Может быть, вы случайно упустили одну маленькую деталь, на которую я сейчас хочу обратить ваше внимание. Вы говорили, что у вас почти нет родных за исключением дальней родственницы, которая живет в Иркутске. Что же касается Петрограда, то вы здесь совершенно одиноки.

Саржинский утвердительно кивнул головой.

— Скажите, а известный богач Глухарев не приходится вам каким-нибудь дальним родственником?

Наступило минутное молчание.

— Глухарев? — переспросил Саржинский и вдруг рассмеялся. — Я вижу, Евгений Петрович, вы действительно необыкновенный человек.

— Вы наивны, Саржинский, как ребенок, неужели вы полагаете, что я согласился с вами сотрудничать, ничего не зная о вашем прошлом.

— Максим Пантелеевич Глухарев — мой родной дядя, а я его племянник. — Саржинский откинулся на спинку стула.

— У вас есть основания скрывать свое родство с Глухаревым, но полагаю, что у вас нет причин скрывать это от меня.

— Извольте, у моего дяди нет наследников, и я… я являюсь законным преемником его миллионов. Мне поставлено условие: жить только за границей и нигде не распространяться о своем богатом родственнике. Это его причуда, и я счел благоразумным с ней считаться. Жизнь в Париже меня вполне устраивала, и мне осталось только ждать, когда мой уважаемый родственник отправится к праотцам.

— Значит, если Глухарев узнает, что вы в России, вас ожидают неприятности?

Лицо Саржинского стало серьезным.

— Это будет непоправимым несчастьем. В условии сказано, что тогда я лишусь наследства дядюшки.

— Н-да… По-видимому, не простая увеселительная прогулка из любви к своей отчизне заставляют вас нарушать такие строгие условия. Говорите прямо, Саржинский, или, может быть, мне напомнить вам еще одну деталь. — Маккинг впился в лицо собеседника. — Например… не хранит ли ваш дядюшка какую-нибудь старинную реликвию, которую он по своей причуде показывает очень неохотно, — проговорил он раздельно.

При этих словах в глазах Саржинского мелькнул почти ужас.

— Как… и… это вам известно? Хорошо. Я расскажу вам все, что знаю об этой реликвии… если для вас она представляет какой-то интерес, но для меня, признаться, утратила свежесть…

Заметив, что Маккинг молчит, Саржинский неуверенным голосом начал:

— Я жил в Иркутске, и мне было всего 10 лет, когда однажды в мои руки попала одна вещь. У нас были старинные часы с боем. Моя сестра однажды захотела узнать, почему часы поют, и по неосторожности их испортила. Чтобы избавить ее от наказания, я решил их исправить сам, прежде чем об этом узнают родители.

Я влез на комод, открыл стеклянную дверцу и начал их исправлять. Случайно я нажал на какую-то деталь, и вдруг, к моему удивлению, в глубине часов открылась потайная стенка. Я просунул руку и вытащил небольшую, туго свернутую берестяную трубку. Она была очень стара и, когда я разворачивал, хрустела и осыпалась меткой пылью. На внутренней стороне бересты была подклеена тонкая кожа. На ней были нанесены штрихи и линии. В эту минуту вошел мой дядя и прервал мое занятие.

Я был жестоко наказан и твердо обещал дяде больше «не шалить» и никому не рассказывать о случившемся. Но будучи от природы любознательным ребенком, я, выбрав подходящее время, снова открыл тайник. Свертка бересты там уже не было, дядя его перепрятал. Это происшествие занимало меня долгие годы.

До меня доходили различные толки о богатстве моего дядюшки. Я догадался, что сверток бересты, который держал в руках, и слухи, которые ходили о моем дядюшке, как о загадочном миллионере, имеют между собой какую-то связь. Не скрою, что долгие годы я занимался поисками этой бересты. Но, увы, безуспешно.

— Все-таки у вас были причины нарушить запрет дядюшки и приезжать в Россию. Я бы хотел их знать, господин Саржинский.

Тот едва уловимо усмехнулся.

— Я собираюсь жениться, господин Маккинг, и хотел исполнить каприз своей невесты — венчаться в Петрограде.

— Ну, а почему, например, у вашего дяди возникла такая странная причуда — изгнать своего наследника и заставить его жить за границей? Вы никогда об этом не думали?

— Наоборот, я очень много об этом думал. У моего дяди нет детей, и поэтому я являюсь его прямым наследником. Мой дядя, человек очень осторожный, усмотрел в этом нечто, по-видимому, угрожающее его безопасности.

— Давайте обсудим, как нам заставить профессора Щетинина уехать из России, — снова переменил разговор Евгений Петрович.

— У меня есть небольшой план.

— Выкладывайте.

* * *

Прежде чем выйти на мостовую, Фишер по привычке, выработанной за многие годы, оглянулся назад. Широкая парадная лестница была пуста.

Фишер на минутку задержался в дверях.

Когда он очутился на улице, под носом у него по-прежнему красовались рыжие усы.