Тайна асассинов

Однажды мой коллега в Америке пригласил меня покататься на его самолете. Это было зимой, и нам пришлось прежде разогреть самолет и хорошо разогреться самим, толкая его ко взлетной дорожке. Самолет оказался на удивление легким, гораздо легче автомобиля, который в России мне приходилось толкать неоднократно, и я настроился на что-то вроде усовершенствованной автомобильной прогулки. До этого я лет двадцать водил машину и ни страха скорости, ни боязни столкновения не ощущал. Однако то, что я испытал, не сводилось к предшествующему опыту. Появление третьего измерения (глубины) оказалось совершенно захватывающим и незнакомым чувством.

Хозяин перевел управление на меня. Восторг неограниченной пространственной свободы оказался неотличим от панического страха. Не было, за что ухватиться даже и взглядом. Руками я вцепился в руль. Однако, чтобы управлять, нужна какая-то, хотя бы воображаемая, линия, которой можно придерживаться. Какое-нибудь правило. Например, «держись против ветра!». Или «не давай машине клевать носом». Но американец деликатно молчал.

Не принято у них навязывать свою волю ближнему. Свои правила я вынужден был для себя выдумывать сам. На ходу. Координаты нужны свободной воле, как рукам — перила. А небо — равномерно пусто. Никакой дороги передо мной не было. Моя воля не подсказывала мне ничего. Не было даже препятствия, чтобы его избежать. Не было цели или другого самолета поблизости. Земля едва виднелась в тумане. Скорость не чувствовалась. Смотреть было не на что. Меридианы в небе неразличимы. Мы висели в пустоте. Поташнивало и хотелось прислониться. Я с трудом удерживался, чтобы не бросить руль и, закрыв глаза, по-детски схватиться за своего хозяина.

Так чувствует себя человек, столкнувшийся со свободой в новом для себя измерении. Так чувствует себя человек, впервые вырвавшийся из России в свободный мир. Так почувствовали себя евреи в пустыне, куда внезапно вывел их Моисей из Египта, где у каждого было свое место в фараоновском штатном расписании.

Я повис всецело во власти случайности — случайной поломки в моторе, случайного завихрения в атмосфере… случайного сбоя в сознании. Мое сознание ведь тоже хаотически мерцает!

В моей голове

Вот я, сидя в купе поезда Аахен — Берлин, собрался прочитать книгу и сосредоточиться перед предстоящим докладом. Однако отвлекся, засмотревшись на случайную соседку с календарем.

Вернусь к книге. Только в уборную схожу.

…Уборная занята. В коридоре висит карта нашего маршрута. Интересно, поезд останавливается в Гамбурге? Любопытный, говорят, город. Там под землей есть целый сад развлечений. Неприличных, в основном… Да что я буду ожидать в коридоре! Пойду в соседний вагон…

Соседний вагон оказался буфетным. Интересно, что там в меню? Могу перекусить и в вагоне… Вот, кружку пива выпью… После пива книжка как-то не идет, хотя…

Соседка, видимо, сошла, пока я был в буфете. Уже больше часа прошло после Аахена, пожалуй, не стоит начинать обдумывать тему доклада, все равно скоро приедем…

Если расслабиться, случайность одолевает и изнутри. Путь из точки А в точку Б усеян препятствиями в собственной голове.

Существует ли свобода воли? Пожалуй, этот вопрос релевантен только для человека, способного не забыть о намеченной цели между двумя случайными препятствиями. А что считать препятствием, определяет его индивидуальный масштаб. Так что на вопрос о свободе воли можно было бы ответить то же, что анекдот отвечает на вопрос о том, будут ли деньги при коммунизме: «У кого — будут, а у кого — нет». Вот, что говорит по этому поводу Генри Форд, о характере которого можно предполагать все, что угодно, кроме стадной трусости: «Гораздо больше на свете людей сдавшихся, чем побежденных. Грубая, примитивная сила настойчивости есть некоронованная королева мира человеческой воли. Люди видят успехи, достигнутые другими, и ошибочно считают их легкой удачей. Но в жизни все обстоит наоборот, неудачи встречаются гораздо чаще, и каждый успех достигается адским трудом. Случайные неудачи сопровождают каждый миг беспечности, за удачу приходится платить всем, что у тебя есть… Пусть каждый американец вооружится против изнеженности.» Мне кажется, это относится не только к американцу. Меньше всех к американцу. И это совершенно противоположно тому, что Ницше говорил о европейском прогрессе.

В прошлом и в будущем

Для всего иудео-христианского мира образ вождя-освободителя связывается с именем Моисея. Почему именно он? Почему не Спартак, например? Ведь Спартак пытался сделать почти то же самое — вывести отчаявшихся иноплеменных рабов из организованного государства, в котором не предвиделось для них другой доли. И поначалу преуспел.

Но Спартак определил для них свободу, как право поступать по своему произволу и разумению. И они вскоре рассыпались по всей Италии, так и не дойдя до своей обетованной земли.