Тайна болезни и смерти Пушкина

Был ли склонен поэт к составлению подобных сочинений-мистификаций? Еще как! Достаточно вспомнить его последнюю мистификацию, написанную поэтом незадолго до смерти: «Последний из свойственников Иоанны д'Арк». В этом произведении «в оборот» пошел сам Вольтер. И хотя не существовало никакого Дюлиса и великий философ не получал от него вызова на дуэль, «случайно найденное письмо» позволило Пушкину «смоделировать» дуэльную ситуацию между ним и Дантесом» сложившуюся к середине ноября 1836 года.

При чрезвычайных жизненных ситуациях Пушкин ничтоже сумняшеся мог пойти на подделку даже официальных документов. Так, в архиве Пушкина хранилась подорожная, выданная двум крестьянам, якобы его соседкой по имению П.А. Осиповой. В свое время Л.Б. Модзалевский сделал сенсационное открытие, что билет с начала до конца был написан Пушкиным, который под видом голубоглазого, темно-русого двадцатидевятилетнего крепостного Хохлова Алексея хотел в начале декабря 1825 года пробраться в Петербург. Специалисты, исследовавшие этот документ, дивились мастерству поэта. Стало быть, Пушкин в своем стремлении добиться чего-нибудь или отстоять принципиальную позицию не испытывал угрызений совести с выбором сомнительных литературных и графических форм: «Напрасно я бегу к сионским высотам…»

Текст диплома по стилю очень напоминает некоторые шутливые сочинения, сопровождавшие итоги традиционных встреч лицеистов 19 октября – в очередную годовщину Царскосельского лицея. Вот, например, запись «Из протокола лицейской годовщины» от 19 октября 1828 года: «Собрались на пепелище скотобратца курнофенуса Тыркова (по прозвищу кирпичного бруса) 8 человек скотобратцев… и завидели на дворе час первый и стражу вторую, скотобратцы разошлись, пожелав доброго пути воспитаннику императорского лицея Пушкину-Французу иже написал сию грамоту».

Спустя восемь лет, в последнюю свою лицейскую годовщину, Пушкин начал вести протокол в той же манере, весьма напоминающей текст «диплома»: «Собрались вышеупомянутые Господа лицейские в доме у Яковлева пировали следующим образом…», но не завершил, поскольку был очень взволнован, о чем мы уже говорили. В чем едины практически все пушкинисты, так это в том, что текст диплома носит иносказательный характер, и речь в нем идет не о Дантесе, якобы наставившим рога Пушкину, а об Императоре Николае I. Однако друзья – современники в упор не хотели это признавать, гневно обрушиваясь на Дантеса и его голландского «папашу». Так, например, Д.Ф. Фикельмон записала в своем дневнике: «Семейное счастье начало уже нарушаться, когда чья-то гнусная рука направила мужу анонимные письма, оскорбительные и ужасные, в которых ему сообщались все дурные слухи и имена его жены и Дантеса были соединены с самой едкой, самой жестокой иронией». Как говорится, не читала, но что-то об этом слышала. Действительно, даже те друзья Пушкина, которые лично получили «пасквиль», не все его прочитали, но слух пошел по всему Петербургу. А те друзья, которые и в глаза не видели текста «пасквиля» в своих суждениях шли «от обратного»: если Пушкин вызывает на дуэль Дантеса – значит, в «пасквиле» имя последнего непременно связано с Натальей Николаевной. А о том, какая параллель существует между именем поэта и Дмитрием Львовичем Нарышкиным, его супругой Марией Антоновной – долголетней любовницей императора Александра I и Натальей Николаевной, наконец, между братьями императорами всея Руси Александром и Николаем, знали или догадывались очень немногие. В то же время, в тексте анонимного письма Пушкин назван «коадъютором», то есть заместителем Нарышкина, тем самым совершенно недвусмысленно указывается на то, что Наталья Николаевна, жена поэта, является наложницей Государя. Пушкин, как никто другой, знал об этом, но сохранить в тайне измену жены, тем более перед уходом в мир иной, считал делом чести и своего добился. С одной стороны, «пасквиль» недвусмысленно целил в Государя – и это была месть Пушкина Николаю I, замыслившему избавиться от скандального поэта, так и не ставшего придворным певцом. Но, с другой стороны, он переводит стрелки на Дантеса, чтобы спровоцировать его на смертельную для самого Пушкина дуэль.

Пушкину удалось блестяще решить обе эти задачи, и немало поспособствовали этому его друзья – современники, а в последующем пушкинисты, которые не допускали и мысли, что в добропорядочном семействе Пушкиных мог случиться подобный скандал. Приведем рассуждения на эту тему академика Николая Яковлевича Петракова, который с чувством легкой иронии пишет в своем сочинении, наделавшем столь много шуму:

«Итак, будем придерживаться очевидного. Пушкин истолковал упоминание о Нарышкине как любой нормальный человек.