Тайна болезни и смерти Пушкина

…А если б не было дуэли?А если б не было дуэли,А если б не было дуэли…Что ж!Было все предрешено, —

И пуля тадостигла б цели,Достигла б цели все равно!Был царь,И был Он,дух мятежный.

А пуля,что прервала жизнь,Была лишь точкой неизбежной,Где судьбы ихпересеклись».

Итак, Царь «отливал пулю», прервавшую жизнь поэта, а Поэт искал формальный повод, чтобы вызвать на дуэль «старичка», либо его «приемного сына» – теперь уже было безразлично, кто из них выйдет к барьеру. До бракосочетания Екатерины Николаевны с Ж. Дантесом, которое состоялось 10 января 1837 года открывать огонь было просто не этично, ну а дальше – по обстановке. Главное, чтобы как-то себя проявил новоиспеченный «родственник». И он не заставил себя долго ждать.

Накануне свадьбы С.Н. Карамзина пишет брату Ан. Н. Карамзину: «Завтра, в воскресенье, состоится эта удивительная свадьба, мы увидим ее в католической церкви, Александр и Вольдемар <Карамзины> будут шаферами, а Пушкин проиграет несколько пари, потому что он, изволите видеть, бился об заклад, что эта свадьба – один обман и никогда не состоится. Все это по-прежнему очень странно и необъяснимо; Дантес не мог почувствовать увлечения, и вид у него совсем не влюбленный. Катрин во всяком случае более счастлива, чем он».

Бракосочетание Е.Н. Гончаровой и Ж. Дантеса (обряд венчания совершен дважды – в православном Исаакиевском соборе и римско-католической церкви Св. Екатерины) в присутствии свидетелей, шаферов и ближайших родственников. Даже С.Н. Карамзина не была приглашена в церковь и потом писала брату, что «испытала разочарование» не будучи свидетельницей того «как выглядели участники этой таинственной драмы в заключительной сцене эпилога». Пушкин на свадьбу не поехал, Наталья Николаевна по его разрешению присутствовала на венчании, но уехала тотчас же после службы, не оставшись на ужин.

Через два дня после свадьбы молодые Геккерны наносят видит Пушкиным, но поэт в категоричной форме отказывается их принять.

Данзас рассказывал: «Дантес приезжал к Пушкину со свадебным визитом; но Пушкин его не принял».

П.А. Вяземский писал великому князю Михаилу Павловичу от 18 февраля 1837 года: «Поэт «объявил самым положительным образом, что между его семьей и семейством своячениц он не потерпит не только родственных отношений, но даже простого знакомства, и что ни их нога не будет у него в доме, ни его – у них».

В четверг 14 января на обеде у Г.А. Строганова барон Геккерн-отец делает еще одну попытку установить «более родственные» отношения между семейством Пушкина и своим. Однако Пушкин отвечал сухо, что, невзирая на родство, он не желает иметь никаких отношений между своим домом и г. Дантесом, при этом возвратил нераспечатанным письмо Дантеса, отосланное 11–13 января. Вяземский писал позднее: «анонимные письма… лежали горячею отравою на сердце Пушкина», он не мог ни простить, ни забыть нанесенного ему оскорбления.

Ничего другого П.А. Вяземский написать и не мог, ибо все друзья Пушкина были уверены, что причиной столь недружественного отношения к семейству Геккернов являются пресловутые письма, написанные якобы Геккернами или по крайней мере, при их непосредственном участии. Не сумев установить «родственных» отношений с семьей Пушкина (и тем снять впечатление «неестественности» своего брака), Дантес вновь начал вести себя откровенно вызывающе, демонстративно афишируя увлечение женой поэта и компрометируя ее в глазах света (что удалось: на Пушкину и ее сестер смотрели с пристрастием во всех собраниях).

Из «Конспективных заметок» В.А. Жуковского, который отмечал двойственность поведения Дантеса: «После свадьбы. Два лица. Мрачность при ней <Н.Н. Пушкинойх Веселость за ее спиною. – При Тетке ласка к жене; при Александрине и других, кои могли бы рассказать, des brusqueries[218]. Дома же, веселость и большое согласие».

21 января Пушкины на большом балу в доме Фикельмонов, где было более 400 гостей. Дантес продолжал, как и в предыдущие дни, открыто ухаживать за Н.Н. Пушкиной, а сотни глаз продолжали наблюдать за происходящим: светская молва переносила слухи, сплетни и анекдоты, которые зачастую пускали в ход сами Геккерны (после 21 января 1837 г. анекдот о влюбленном Дантесе и бешеной ревности Пушкина появился в дневниках современников), а семейная жизнь Пушкина все больше делалась предметом светских пересудов.