Тайна черного ящика

Она готова была извиниться за то, что приняла меня за мужчину, но тут же сообразила, что вслух об этом она не говорила, стало быть, и не догадался никто. Но начало фразы было уже сказано, а Тамара Алексеевна, судя по всему, была из дамочек интеллигентных и терпеть не могла глупых положений. Теперь она просто вынуждена была свою начатую фразу закончить. И она сообразила, как ей вывернуться из сложной ситуации.

– Я, кажется… – повторила она. – Теперь я, кажется, вас узнала! Вы же заглядывали там, под водой, в иллюминаторы самолета!

Я кивнула. Хотя знала, что узнать она меня никак не могла, хотя бы потому, что я была в плавательной маске. Да скорее всего – она меня и вообще не видела. Просто Тамара Алексеевна сообразила, что я должна была заглядывать в иллюминаторы.

– Конечно! – сказала я. – Конечно, я заглядывала. Да я и сама вас сразу узнала, Тамара Алексеевна. У вас такая примечательная внешность…

Она сначала заулыбалась, транквилизатор все же затормозил ее реакции, но секунду спустя она вспомнила о своем синяке на пол-лица и позеленела от злости. Не сомневаюсь, что услышала бы в свой адрес нечто переполненное тонким женским ядом, но тут вмешался Чугунков, решивший взять ситуацию в свои руки. Во избежание дальнейших военных действий между двумя женщинами.

– Тамара Алексеевна, – спросил он. – А драка в салоне случилась уже после взрыва или до него? Вы, конечно, хорошо помните это, ведь драка началась, как вы сказали, рядом с вами.

– Что вы, что вы! – устало сказала она, сразу полностью переключившись на мужчину, да еще такого представительного и мужественного, как генерал Чугунков. – Они начали драться у самого прохода к кабине пилота. Этот огромный детина, он хотел ворваться туда и захватить самолет. А пилот и еще один человек, он потом пропал куда-то, не пускали его. Но пилот был низенький, этот второй – вообще худой как… как… – Она быстро метнула в меня весьма ядовитый взгляд и продолжила: – Ну, по крайней мере, похудее вашей бравой капитанши. Так, вот… О чем это я? Ах, да! А тот в кабину к пилотам хотел прорваться, я уже говорила, огромный такой, их еще «шкафами» называют… Или как это?.. Жлоб! Да! Огромный жлоб! Он в самолете согнувшись ходил, голова не умещалась. Я думала, он этих двоих на части сейчас разорвет! Но нет, худенький который оказался ловким очень. Он закричал как-то по-японски, встал в стойку – прямо как этот ниндзя из мультфильма, который моя внучка смотрит, и принялся махать ногами. И представляете, этот жлоб, который как шкаф, он отлетел прямо к моему креслу. Я еще наклонилась к нему, помню, и спрашиваю: «Вы не ушиблись?» А он такой грубый, вы себе не представляете! Он мне ответил совершенно по-хамски! Он сказал: «Уйди, тетка, зашибут тебя!» Представляете? Ну, тут я ему все высказала! Все, что я о нем думаю! Он аж покраснел весь и тут же убежал от меня, лишь бы не слушать, что я говорю!

Чугунков воспользовался паузой и, пока она переводила дух, поспешил ее перебить:

– А что вы, Тамара Алексеевна, думаете о пилоте, который с ним дрался?

– Вы меня, пожалуйста, не перебивайте, дорогой мой! – заявила Тамара Алексеевна. – О пилоте я ничего не думаю, потому что о нем и думать-то нечего! Он выполнял свой долг! Он защищал рулевую кабину от нападения этого злодея, который туда рвался.

– А второй? – успел вставить Чугунков. – Тот, который худой? Он откуда вообще взялся?

Мне было не совсем понятно, почему Константин Иванович ничего не расспрашивает о мужчине высокого роста, который, по утверждению женщины, рвался в кабину управления самолетом. Но я решила не вмешиваться, тем более что у меня отношения со свидетельницей происшествия с самого начала не сложились.

– Худенький? – переспросила Тамара Алексеевна. – Ниоткуда он не взялся. Он, наверное, в салоне самолета сидел, среди других пассажиров. А когда увидел, что на пилота нападают, решил помочь. И он хорошо помог, хорошо, как говорит мой внук, отмудохал этого верзилу.

– Что, простите, он сделал? – не понял Константин Иванович.

– Ну-у, это мой внук так выражается, когда хочет сказать – «сильно побил»… Я думала, так понятнее будет. Он ведь на самом деле так его ногами и все норовил по лицу, по лицу…

– И куда он потом делся? – спросил Чугунков. – Вы сказали, он куда-то пропал?

Тамара Алексеевна посмотрела на него растерянно, словно вспоминала, откуда он взялся.

– Вот куда он делся, я не могу сказать… – произнесла она медленно, словно прокручивая в памяти события, произошедшие в самолете. – Вот верзила этот, здоровый-то, он в самолете остался. Он еще с пилотом все выяснял что-то, когда самолет уже на дне оказался…

– Не дрался уже? – хмыкнул Чугунков.

– А вы знаете, – удивленно сказала Тамара Алексеевна, – они помирились! Да-да, я потом видела: они сидели вместе и разговаривали о чем-то интересном – шепотом, но возбужденно.

– А худенького уже не было, когда они помирились? – спросил Чугунков.

– Послушайте, дорогой мой! – воскликнула Тамара Алексеевна, и слова «дорогой мой» прозвучали на этот раз угрожающе. – Что вы привязались ко мне с этим своим худым японцем?