Тайна Черного моря

Играя ленивого командировочного, озабоченного только тем, как убить время. Роль ему явно не шла. Гораздо естественней было бы встретить Диму где-нибудь у границы с тяжеленным рюкзаком за плечами, набитым польскими презервативами и ранглеровскими лейблами.

— Да сущую ерунду выиграл, — невинно радуясь вопросу, махнул ладошкой Петя и чуть не опрокинул бутылку с остатками коньяка. — Штуки две, не больше. — И настороженно обвел стол взглядом: верят ли?

— Тебя, наверное, карты любят, — изобразил зависть Дима.

Это у него вышло более иронично, чем правдоподобно. Устал.

Паша на всякий случай отставил бутылку подальше и под рост ставок поведал байку о том, как у них на заводе мужики отмечали похороны Брежнева. Составили список, спустились на вахту и передали требование начальства всем вахтерам быть на траурном собрании. Вахтеры, расписавшись напротив своих фамилий, манкировать собрание не решились. Гурьбой потопали разыскивать красный уголок ремонтного цеха. Завод остался без охраны, и литейный цех в рабочее время, в полном составе отправился в ближайший магазин за водярой. Именно тогда, под водку, его, Пашу, и научили играть в трыньку. И он знатно выиграл. Новичкам знатно везет.

Паша, естественно, врал. Ни на каком заводе он не трубил. Мордой не вышел. Но байку рассказывал, заразительно смеясь. И, как минимум, Петю рассмешил. Петя в ответ поведал историю, будто его в командировке приняли за генпрокурора с инспекцией и насовали взяток тонн на десять.

Раздача кончилась так, как Хутчиш и предвидел. Свара с банком в семьсот сорок два доллара. Вход — триста семьдесят один доллар. Анатолий наконец вынул прельстительную карточку из кармана, бросил поверх вороха денег. Поближе к себе, чтобы кидалы не имели возможность усечь липу. Всем своим видом в эту минуту Анатолий свидетельствовал, что на кредитке висят несметные богатства — гораздо внушительнее, нежели требуемая для участия в раунде сумма.

— А однажды, — нетрезво сказал Петя, — Пугачева так проигралась, что я ей тачку ловил. С тех пор она меня на все свои концерты приглашает. Хотите, билеты достану?

Последние слова Пети были полны грусти. Ему выпало всего семнадцать очков. Он еще попытался свериться с Анатолием, но Хутчиш, из вежливости взглянув в Петины карты, молча указал молодому человеку на колоду.

На Петю больно было смотреть. Он проигрался в пух и прах. Неухоженные хайры поникли, будто ветви плакучей ивы. Брови сложились в птичку.

Дима довольно поскреб лысину; рука незаметно, как ему казалось, скользнула за ворот рубашки.

Началось.

Паша уже не старался скрывать презрение к будущим жертвам. Во взгляде маленьких поросячьих глазок проявилась надменность. Жесты стали резче. Улыбочка уступила место оскалу. При желании можно было разглядеть примостившуюся на его плече химерную музу, хлопающую крыльями и истошно каркающую: «Пиастры! Пиастры!».

Анатолий увеличил ставку. Дима, словно ему за шиворот забрался клоп, задергал плечами, ответил на увеличение" ставки и яростно зачесал между лопатками.

Что-то у него не заладилось. Губы съехались гармошкой. Белесый пух на лысине заволновался, как ковыль, когда по нему мчится табун.

Паша с недоумением посмотрел на Димины манипуляции, но пока повышение ставок поддержал. Пашина роль в процессе бомбления была незначительная: отвлекать веселым трендежом и нагонять банк, чтобы клиент не мог до поры открыть Димины карты и соскочить с минимальными потерями.

За окном вагона прошмыгнул облупленный перрон с несколькими заспанньми аборигенами. Почти у каждого — плотно набитая скарбом сумка на колесиках. А на небе — тучи. Тучи, тучи, тучи... Хмурое утро.

Анатолий еще раз утроил ставку. Сделал это по-элегантному индифферентно.

Дима поддержал, а сам левой рукой, надеясь, что сие не видно для лохов, принялся осторожно выщипывать на грузном боку заправленную в брюки ткань. Надеясь, что, может быть, хоть так удастся извлечь загодя приготовленную для пальмировки [18], но как сквозь землю провалившуюся карту.

Паша на всякий случай начал очередную байку, однако спутал текст и осекся, сопя так, что в соседнем купе зашевелились. Глаза его закрылись, точно ромашки перед дождем, лицо побагровело.

Хутчиш еще раз увеличил ставку.

Делая вид, что с ним ничего особенного не случилось, что это просто нервный зуд, Дима ответил двумя стодолларовыми бумажками и открылся.

На руках у него было два туза, а на крапленой душе — маленькая надежда, что Паша, подтасовывая, сбился и не сдал Анатолию тридцать два.

— Три болта [19], — бесстрастно сказал Хутчиш, наконец выдав, что знаком с карточным жаргоном, и сбросил карты поверх денег.

Он бы выиграл и без третьего туза, однако из ребячливости не только увел карту у салаг, но и продемонстрировал настоящий катальский класс.

Дима от возмущения клацнул зубами. Его припрятанный за шиворот червовый туз непостижимым образом перекочевал в руки этого напыщенного лоха. Дима еще не врубился, что перед ним далеко не лох, а мастер несравненно более высокого класса [20].