Тайна Черной горы

Перед самым рассветом добрались они до глухой лесной деревеньки, где в доме престарелого местного учителя Женьку и Иринку ждала их мамка. Александра Львовна со слезами на глазах кинулась к ним, обняла, прижала их обоих к своей материнской груди и разрыдалась.

– Я, я, пошел, – сказал, словно извиняясь, Петька, – мне до свету надо возвратиться.

Александра Львовна с женой учителя повела своих исхудавших, завшивевших детей в жарко натопленную крестьянскую баньку, где при свете огарка мыла их горячей водой, отмывая и грязь, и пережитые страдания.

3

Нелегкая судьба выпала и на долю Александры Львовны. Не успела она насладиться материнской радостью от встречи со своими живыми детьми, которых спасли от неминуемого расстрела и вывезли из-под самого строгого полицейского надзора, как на нее нежданно свалилась новая беда. Пришло известие – небольшая записка, которую свои люди передавали из рук в руки, – что ее муж жив, тяжело ранен и находится в селе под Киевом.

Недолго думая, она принимает единственно правильное решение: опять оставить детей, поехать в то село и перевезти своего Александра на родину. А здесь вылечить и поднять его на ноги ей помогут свои люди.

Для такой дальней поездки нужны документы. А где их взять? И Александра Львовна отправляется в ближайший город Рогачев, является в комендатуру с ходатайством о поездке к родственникам. Ее принял сам комендант. Переводчица не очень точно переводила речь Александры Львовны. И тут Казаковскую, которая хороша знала немецкий, подвела ее многолетняя педагогическая привычка: на ходу поправлять ошибки. И она машинально поправила переводчицу. Комендант, тощий жилистый офицер, сразу же вцепился в нее:

– О! Фрау говорит по-немецки!

И повелел выдать ей документы, но только при одном условии: по возвращении она явится в Рогачев и будет работать в комендатуре. Что ей оставалось делать? Она согласилась.

А потом началась спешка. Александра Львовна продавала свои вещи, собирая деньги на дорогу. Ей помогли найти мужика, у которого была лошадь и санки и который мог бы рискнуть на такую дальнюю поездку. Мужик заломил такую сумму, что Александра Львовна лишь тихо ахнула про себя: всех денег от распродажи вещей едва-едва хватало. Но вида не подала, согласилась:

– Хорошо. Половину даю сейчас, а остальные, как вернемся.

Жуликоватый мужик этим не удовлетворился. Он потребовал еще и поменяться «кожушками» с его жинкой. У Александры Львовны была новая, хорошо сшитая цигейка, которую муж ей справил этой весной. Скрепя сердце она согласилась и на это требование, отдала.

Путь был нелегким. Чего только ни насмотрелась Александра Львовна, каких только испытаний ни пришлось перенести, пока наконец не отыскала нужное село, раскинувшееся на берегу Днепра. Как она радовалась, когда сани помчались по накатанной колее и притормозили у ворот неказистого крестьянского дома, крытого соломой и толстой шапкой снега! Сердце забилось трепетно, она не шла, а летела к двери.

Встретила ее моложавая черноглазая украинка, усадила за стол. Она сразу узнала Александру Львовну. По фотокарточке, которая имелась у раненого командира, по его рассказам. Усадила Александру Львовну за стол, обняла и сама громко зарыдала:

– Нема их бильше… Ни твово, ни мово чоловика… Обоих сховала… Твово в позапрошлую нидилю…

У Александры Львовны все поплыло перед глазами. Слово «сховала» обозначало «похоронила»… День превратился в темную ночь. И как сквозь вату до ее сознания доходили слова украинской женщины, которая, рыдая, поведывала о том, как все произошло, как ее муж, Гринько, вместе с бойцами Казаковского сражался на высоком берегу Днепра, прикрывая переправу и давая возможность нашим переправиться на тот берег, как их, последних, окружили немцы… Как она потом нашла своего Гринька, который был еще живой, и его раненого командира, как перетащила обоих в свою хату, как рвала простыни, перевязывая ими кровавые раны… Гринько ее прожил совсем немного, всего несколько дней, а командир держался, начал поправляться. Но тут по домам стали ходить полицаи, забирать мужиков и пристреливать раненых. Она спрятала командира в погребе. Как радовалась, что полицаи его не нашли! В погребе он находился до глубокой ночи. И простудился в погребе. Зачах как-то сразу и начал на глазах таять, как свечка… В позапрошлое воскресенье похоронила его…

Они вдвоем пошли на кладбище. У Александры Львовны подкашивались ноги. Сознание отказывалось верить в страшную правду. Неужели под этим мерзлым холмиком земли, засыпанным снегом, лежит тот, который ей дороже своей собственной жизни? Неужели она никогда больше не увидит своего Александра, не услышит его голоса, не почувствует теплоты его рук, таких сильных и ласковых?..

– Оставьте меня, – попросила она добрую женщину. – Хочу побыть одна… с ним!..