Тайна Черной горы

Казаковский, заложив руки в карманы, шагал по своему кабинету, меряя расстояние от стенки до стенки, и искоса поглядывал на полированную поверхность письменного стола, на которой лежала одна-единственная лощеная бумага. Серьезный документ, поступивший из Хабаровска в пакете, запечатанном сургучом, и, как положено, с грифом «секретно». Документ под соответствующим номером, скреплен подписью и печатью. Имеющий силу закона и обязательный к исполнению.

Так было всегда. Приказы и указания вышестоящих руководителей Казаковский воспринимал сразу, постигая своим умом их целесообразность и жизненную необходимость, и стремился к неукоснительному выполнению. А этот документ, поступивший сегодня с очередной спецсвязью, вызывал у Казаковского двойственное впечатление. Он верил и не верил своим глазам. Верил потому, что нельзя было не верить в его реальное существование, документ лежал перед ним на столе. И не верил, потому что сердцем отказывался принять его убийственную сущность, его содержание. Документ подводил жирную черту под затянувшимся конфликтом между экспедицией и управлением, а вернее, его отделами, который завертелся, стягиваясь неразрешенным крепким узлом, вокруг проекта, присланного из Солнечного.

Евгений Александрович снова подошел к своему столу и, поправив очки, не спеша, по буквам, в который раз за сегодняшний вечер, вчитывался в каждое слово, напечатанное на фирменной лощеной бумаге. Они, эти слова, плотно спрессованные, словно жесткие боксерские перчатки, били безжалостно, нанося удар за ударом в незащищенные и потому самые уязвимые болезненные места. От таких ударов все плывет перед глазами, странно мутится в голове, ты как бы становишься удивительно легковесным, даже невесомым, и плаваешь в каком-то обволакивающем тумане. Казаковский уже испытывал однажды такое состояние, когда выступал в Москве, на боксерском ринге, защищая честь своего студенческого спортивного общества «Наука».

Разве думал тогда он, перспективный боксер, имевший первый спортивный разряд, что выходит на ринг не просто против свежеиспеченного мастера спорта, а против мастера экстра-класса, который стремительно набирал силу и славу, против будущей знаменитости, чья яркая звезда только восходила на боксерском небосклоне?

Конечно, не думал. Просто слышал, что Борис Лагутин парень крепкий, работает в темпе и жестко. И ощутил на себе его «темп и жесткость» с начальных секунд первого же раунда. Но не растерялся, не дрогнул. Стиснув зубы, собрав в единый комок волю и силу, выстоял и выдержал. Только как он выстоял и выдержал те три бесконечно долгих раунда, Казаковский и до сих пор сам не может понять. В конце второго раунда был критический момент, когда пропустил молниеносные удары. Закачался. Но не упал. Устоял на ногах. Судья остановил поединок и открыл счет. Казаковский в те секунды и «плыл в тумане». Но как-то быстро пришел в себя и, усилием воли заставив себя поднять руки в боевое положение, шагнул навстречу сопернику. Но тут прозвучал спасительный гонг. А в последнем раунде – и откуда только взялись силы! – не уступал и не отступал, как шутил потом в боксерском кругу: «отмахивался на равных».

Бой проиграл, но проиграл по очкам в равном поединке. То был почетный проигрыш. И в тот же вечер, едва вышел из раздевалки, он получил приглашение от весьма известного тренера перейти в его солидный боксерский клуб, где ему, Казаковскому, будут созданы все надлежащие условия для жизни, учебы и, конечно, для роста спортивного таланта. Тот так тогда и сказал: «для роста спортивного таланта». А через день с ним «случайно» возле университета встретился другой не менее именитый наставник мастеров кожаных перчаток и тоже предложил весьма выгодные и заманчивые для иногороднего студента «условия перехода».

Конечно, ему было лестно слушать такие предложения. Но он находил в себе силы и мужество, а вернее, мужество здравого смысла, чтобы отказаться от соблазнительных предложений. Потому что своим молодым умом смотрел в корень, понимал сущность: большой спорт – дело временное, а геология – на всю жизнь. И чтобы держаться на «уровне», Казаковский вместе с другими студентами отправлялся на ночь в порт Химки, где грузил и разгружал баржи до утра, зарабатывая так нужные для жизни пятерки и десятки…

Пару месяцев назад, в конце лета, Евгений Александрович внимательно слушал спортивные радиопередачи, вчитывался в газетные строчки репортажей из Рима, где проходили Олимпийские игры, особенно ревностно следя за ходом боксерского турнира. И ему было приятно читать, что его тогдашний московский соперник Борис Лагутин успешно представлял нашу страну, прошел с честью сложные испытания, пробиваясь к финалу. Где-то в глубине души Казаковский чувствовал и думал, и не без основания, что и он мог бы находиться в составе сборной, поехать этим летом в солнечную Италию, в древний город Рим, и участвовать в олимпийском боксерском турнире. В жизни у него имелась такая возможность.