Тайна черных дайверов

В 1930 году он успешно сдал экзамены в Берлинский технический институт на факультет строительства и архитектуры. Семинары у них вел двадцатипятилетний Альберт Шпеер – научный ассистент профессора Генриха Тессенова. Сам профессор Тессенов лекций не читал, появляясь в аудитории лишь несколько часов в неделю для того, чтобы исправить курсовые работы своих студентов. Все остальное время будущие архитекторы довольствовались консультациями его молодого ассистента Шпеера, по отношению к которому поначалу были настроены критически и пытались подловить его на некомпетентности. Молодо выглядевший Шпеер поначалу и сам робел перед столь бойкой аудиторией, но постепенно статус-кво был восстановлен, и никаких поблажек он своим студентам не давал.

Среди самих студентов Берлинского технического института в начале 1930-х образовались две непримиримые группы студентов-коммунистов и студентов-национал-социалистов. Последние превратили технический институт в рассадник национал-социализма и на консультациях втягивали преподавательский состав в свои политические дискуссии. Рудольф же старался держаться подальше и от нацистов, и от коммунистов. Он поступил в институт учиться на архитектора, и политика мало занимала его. Он считал, что политика – дело исключительно политиков и их бесчисленных партий, в которые объединялись люди с ничтожным социальным статусом и примитивным интеллектом. Ученые, врачи, поэты, писатели, артисты, музыканты, архитекторы и художники политикой не занимались и не желали иметь с ней ничего общего. В литературных и артистических кругах, на вечеринках, где собирался интеллектуальный цвет Берлина, горячо дискутировали о чем угодно – об абстракционизме, кубизме, футуризме и экспрессионизме, но только не о национал-социализме, который всерьез тогда никто не воспринимал. Гитлера в берлинском высшем обществе тогда считали всего лишь крикливым выскочкой. И если бы тогда им сказали, что уже через пару лет этот горластый трибун-полукровка с низким покатым лбом и омерзительной щеткой усов под утиным носом станет рейхсканцлером Германии, они бы просто высмеяли такого пророка.

Когда Рудольф слышал, как студенты национал-социалисты говорили ужасные вещи о евреях, повторяя за этим истеричным демагогом его антисемитские бредни, он считал, что ему, барону Рудольфу фон Кракеру, достаточно было не участвовать в этом самому. Но когда однокурсники потащили за собой Шпеера на выступление Гитлера перед берлинскими студентами, Рудольф пошел и был поражен, сколько народу собралось в переполненном зале послушать какого-то крикуна с диковатой челкой. Пришли не только студенты двух крупнейших учебных заведений Берлина, но и многочисленная профессура, сидевшая на трибуне на почетных местах. Рудольфу, старавшемуся не отставать от Шпеера, тоже удалось пробиться на места недалеко от оратора.

Появление Гитлера, одетого в хорошо сидящий на нем синий костюм, было встречено таким неописуемым восторгом его многочисленных сторонников из числа студентов, что Рудольф неожиданно для себя тоже начал ему аплодировать. Ибо невозможно было оставаться безучастным, когда все вокруг в едином порыве восторженно рукоплескали. Овации Гитлеру продолжались несколько минут. Уставившись в пространство перед собой, он все это время стоял, скрестив опущенные руки пониже живота, и, переминаясь с ноги на ногу, терпеливо дожидался, когда гром аплодисментов пойдет на убыль. Не начинал свою речь, пока в зале не установилась гробовая тишина. Окинув прощупывающим взглядом аудиторию, Гитлер, не произнеся еще ни слова, сумел привести присутствующую в зале публику в состояние покорности, и только после этого медленно, выдерживая театральные паузы, начал говорить спокойно-наставительным тоном. Казалось, что он откровенно, как говорят только с очень близкими людьми, делился с пришедшими его послушать студентами своей озабоченностью относительно будущего Германии. Он так проникновенно говорил о том, что немецкому народу пришлось перенести тяготы инфляции, которая лишала миллионы людей их сбережений на черный день, что студенты и сидевшая на почетных местах профессура внимали каждому его слову.

Кажущаяся первоначальная робость Гитлера перед аудиторией вскоре полностью исчезла. Теперь он повысил тон и заговорил с такой огромной силой убеждения, что Рудольф приходил в восторг от каждой фразы оратора – столь велика была магия его хрипловатого каркающего голоса. В конце речи Гитлер выглядел уставшим, но абсолютно уверенным в своей правоте человеком, и у слушателей возникало ложное чувство единодушия с оратором, о чем бы тот ни говорил.