След от раны на среднем пальце и это несерьезное удостоверение в красной дерматиновой обложке каким-то странным образом оказались связаны между собой: профессор начал впадать в детство и собирался совершить нечто невообразимое и даже дикое с точки зрения взрослого человека. Для себя он уже решил, что вскоре оторвется от туристической группы и с минимальной денежной суммой на свой страх и риск в одиночку кинется на безумные поиски, может быть, никогда не существовавшей Книги. Это все равно что держать разбитую лампочку за острую стекляшку и тупо ждать, когда эта самая стекляшка вопьется тебе в руку.
Как сообщить о своем диком решении жене? Как объяснить ей свое намерение? Ответы на эти и многие другие вопросы профессор не мог найти и поэтому продолжал лишь тупо смотреть то на изуродованный в детстве палец, то на удостоверение ордена Странствующих рыцарей.
Спи, – неожиданно произнесла жена, переворачиваясь на другой бок.
Не хочется, – отмахнулся он.
Что это ты там разглядываешь? – поинтересовалась супруга.
Пустяк. Так. Удостоверение одно.
Покажи.
На – гляди.
Орден Странствующих рыцарей. Подпись: Сторожев. Это что, шутка?
Похоже, если бы не было все так серьезно.
А с рукой что? Что ты ее так разглядываешь?
Да вот. Ты, впрочем, знаешь. Я тебе рассказывал как-то. Мне еще в детстве этот палец одна девочка разбитой лампочкой изуродовала.
Дай посмотреть.
На – смотри. Уже ведь видела, и не раз.
Все равно интересно.
Старая рана в свете мавританской лампы в каменной нише приобретала явно романтический оттенок.
Знаешь, а со мной в детстве произошло нечто подобное.
Как это?
Мы жили на Университетском проспекте. Как-то утром отправились погулять на смотровую площадку. Знаешь?
Знаю, конечно.
Я отстала от родителей. Мне тогда было лет пять или шесть. И вдруг из травы прямо на меня смотрит удивительный красивый флакончик. Это была склянка из-под духов. Флакончик красный такой, маленький. Я схватила его. Счастье – необычайное! И ну бежать к родителям. Бегу – ног под собой не чую. И вдруг спотыкаюсь, падаю, и флакончик мой вдребезги… Что тут было! Счастье, мое счастье разбилось! Я как давай собирать красные стеклышки. Собираю – и в кулачке зажимаю. Крепко-крепко так, чтобы не выпали. Боли при этом никакой не чувствую. Куда там: главное, все стеклышки собрать, чтобы ни одно не потерялось, а то флакончик неполным будет. Собрала – и к маме. Только она может дело поправить, горю помочь. Бегу, а осколки все глубже и глубже в ладонь впиваются. К маме подбегаю, ладошку разжала, а рука вся в крови. Потом дома мне долго иглой стекла выковыривали. Но смотри: у меня не так, как у тебя, – следов не осталось. Зажило.
Тяжелый для него разговор он решил отложить на следующий день: слишком ясно он представил себе жену маленькой девочкой, сжимающей в ладошке разбитый красный флакончик. Как, наверное, она была непохожа на того белокурого ангела, что на всю жизнь изуродовал ему средний палец правой руки! Если бы он встретился с женой еще в детстве, как поняли бы они друг друга, в унисон отыскав свои «секреты», свои флакончики, зарытые под кустом недалеко от песочницы в уютном дворике детского сада!
Утро вечера мудренее. Надо пережить ночь в этой гостинице, в непосредственной близости со знаменитой Альгамброй, что в переводе означает Алая крепость. Почему Оксана именно сейчас вспомнила про красный флакончик? И при чем здесь Альгамбра, то есть Алая?
Турция. Наши дни. Поселок Чамюва. Роман вдруг вновь переходит в формат реальности