– Я благодарен вам за проделанную работу, – сказал тот, растягивая слова. – Дайте мне несколько дней и возвращайтесь домой. А сейчас придется прервать наш разговор.
Детектив любезно простился и нажал отбой. Джим закрыл глаза, стараясь ни о чем не думать, затем направился к лестнице. Поднялся, наступая на каждую ступеньку медленно и осторожно, словно приговоренный к смерти преступник, которого ведут на эшафот. Тесный кабинет, где он хранил все свои бумаги, рабочий ноутбук и записные книжки, слабо освещала небольшая настольная лампа. Джим ее не включал. На столе лежала тетрадь. Он мог бы поклясться, что не прикасался ни к одной из этих тетрадей за все время, проведенное им в Пойнт-Спирите. Но какое значение имела сейчас такая мелочь? Он повернул голову и едва сдержал рвотный позыв. Схватился за край стола. Его тошнило. Стараясь удержаться на ногах, он ненароком задел тетрадь: она соскользнула со стола, упала на пол и открылась. От неожиданности Джима охватила внезапная паника. Он опустился на колени и склонился над тетрадью. Дрожащими пальцами подобрал ее с пола, поднес левую руку к сердцу. Самый подходящий момент, чтобы это наконец произошло. Сейчас у него будет инфаркт.
– Это был ты, Джим.
Он даже не повернулся. Знал, что Люсьен где-то рядом. Он чувствовал, как пахнут подошвы его ботинок, стоящих на ковре. Длинная худая тень упала на стену и заняла собой все пространство комнаты.
– Белый ребенок, рожденный от матери-мулатки со светлой кожей в ночь на двадцать третье июня, в день летнего солнцестояния. Ребенок со сверхъестественными способностями и безграничным могуществом… Но родители испугались, Джим. Они увезли тебя из Нового Орлеана, когда тебе было пять лет, и сделали все возможное, чтобы полностью забыть о твоем чудесном даре… Результат налицо… – не спеша произнес он. – Говорят, все дети видят то, чего не видят взрослые, но, когда родители то и дело твердят, что все это только кажется, наступает день, когда ребенок перестает что-либо видеть, не так ли? Этот великий дар, который носят в себе подавляющее большинство смертных, уничтожают с помощью здравого смысла и заурядной житейской логики. Однако твоим родителям пришлось расплачиваться сполна. Уж они-то знали, от чего отрекаются, Джим. Они не имели права тебя увозить. И все же я тебя нашел…
– Дело не в Элизабет… Не она в этом деле главная, – пробормотал Джим почти шепотом.
– Элизабет очень важна. В ней моя кровь, мои гены… Но она не владеет даром. Она женщина.
Дрожащими руками Джим перелистал страницы тетради. На первой странице – изображение женщины, подвешенной на потолочной балке; на второй – автомобиль, срывающийся со склона; мастерски нарисованная крупными штрихами марионетка бредет по улице; женщина стоит перед стариком, который рыдает и рвет на себе волосы.
– Боже… неужели я все это нарисовал? Быть такого не может…
Люсьен уселся перед ним на корточки и положил руку ему на колено.
– Переезд сюда разбудил твое подсознание, – продолжал он. – А меня от моего вечного сна разбудил Виктор с его примитивными суевериями и двойной игрой. Виктор клюнул на легенду, ходившую вокруг этого дома, он знал, что колдуны ошиблись, что меня случайно принесли в жертву. Я не был тем, кем считала меня Магали. Кое-какие способности у меня имелись, но не до такой степени, как она воображала. Когда меня инициировали, в меня проникли духи. Будь я тем, кого они называли маленький бокор, ничто не завладело бы моей душой, я лишь стал бы еще сильнее. Вот почему они меня уничтожили.
Джим неподвижно смотрел на него.
– Я понял: ты мой прадед, – тихо произнес он.
Призрак молча скривил губы.
– Как я тебе уже говорил, в Новом Орлеане я пустился во все тяжкие.
– А эти художества? Кто их автор?
– Разумеется, ты. Когда человек спит, перестает действовать защитный барьер, оберегающий в реальном мире. Во время сна подсознание превращается в энергетическую антенну. Твое шестое чувство или тонкое восприятие слишком мощно, чтобы полностью от него отказаться. Каждый образ, который ты наносил на бумагу, в точности воплощался в реальности. Я всего лишь сдерживал твои порывы. Нет ничего ужаснее бокора, вышедшего из-под контроля. Поверь: ты опасен. Твое желание придумать историю, твоя одержимость тем, чтобы все было как можно более правдоподобно, оттачивало каждую деталь. Твоя власть безгранична, Джим… Не скрою: я следил за тобой с восхищением. Моя роль невелика: я всего лишь предупреждал жителей города, которым твои создания наносили визиты. Я будто заново родился!
– Ты лжешь…
– Вовсе нет. Сам это знаешь, что не лгу. Сказал же тебе детектив: одни и те же данные в свидетельствах о рождении, смена фамилий… Твоя мать была моей внучкой, а бабка – дочерью. Но девочек было недостаточно, должен был родиться мальчик. Этот мальчик – ты, Джим.
– Все равно ничего не понимаю… Если ты не был избранником и не обладал даром, что же сказал тебе тот лоа на перекрестке дорог?
Люсьен усмехнулся и переменил позу.
– О, лоа рассказывал про всякое. В том числе и про тебя. Остальное не важно…