Тайна двух океанов

— Против наших скафандров бессильны зубы не только барракуды, но даже владыки подводных глубин — кашалота, — ответил он. — И я затащил тебя в расселину не потому, что боялся: мне просто не хотелось мешать актерам на сцене. Но и самому Скворешне я не советовал бы встретиться во время купания, в одних трусах, с барракудой. Это, пожалуй, самая страшная рыба, самый дерзкий хищник антильских вод.

Зоолог вдруг остановился, опустился на колени и, пристально всматриваясь во что-то на дне, позвал:

— Павлик! Замечательное зрелище! Иди сюда скорее, бичо!

Голос его в крохотном радиоприемнике, спрятанном в шлеме Павлика, звучал весело и возбужденно. Сквозь прозрачный шлем Павлику видна была большая бритая голова в таком же шлеме, крупный нос, мохнатые черные брови и иссиня-черная блестящая борода, терявшаяся за воротником скафандра. Спереди каждого шлема сверкал серебром рефлектора небольшой, но мощный, как маленькое солнце, круглый выпуклый фонарь. Металлический, цвета вороненой стали, скафандр на спине и груди раздувался, делая маленького зоолога похожим на фантастического горбатого карлика. В этих горбах у него и у Павлика заключались небольшие, но огромной емкости электрические аккумуляторы, механизмы для движения, запасы кислорода. На гибком металлическом поясе висели кортик, еще один маленький переносный фонарь, топорик на длинной рукоятке, круглый сверток и что-то вроде длинного, плоского патронташа. Справа у пояса висел квадратный плоский ящичек с ручкой и коротким дулом, как у браунинга. К ручке ящичка тянулся из спинного горба гибкий резиновый шнур. На левой руке в металлическую манжету скафандра под прозрачными кружочками были вделаны три самых необходимых для подводных путешествий прибора — часы, компас и глубомер. Павлика поражала больше всего неожиданная гибкость этой металлической одежды. И теперь, когда зоолог без напряжения, легко и свободно нагнулся, стал на колени, поднял руку и поманил ею Павлика, мальчик не смог удержаться, чтобы не потрогать металлическими пальцами свою металлическую грудь. Это было чудесно и восхитительно, это вызывало чувство безопасности и спокойствия. «Даже зубы кашалота бессильны против наших скафандров», — повторил он слова зоолога и, уже совсем повеселевший, торопливо подошел к нему, слегка напрягаясь, чтобы преодолеть сопротивление воды.

Не спуская глаз с какого-то яркого пятна, медленно двигавшегося по дну, зоолог вытянул руку:

— Тихонько, Павлик! Не спугни их! Нагнись и смотри.

— Рак, Арсен Давидович! — сказал Павлик, присмотревшись. — Но почему он наполовину спрятался в какую-то раковину? И что это за цветок он несет на себе?

Несмотря на шестидесятиметровую глубину, Павлик прекрасно видел, что делается на дне и чем занят этот странный рак.

День над поверхностью океана, очевидно, был яркий, безоблачный. Время близилось к полудню. Тропическое солнце уже высоко поднялось. Его лучи с каждым часом пронизывали чистую прозрачную воду все более вертикально и потому меньше отражались ею и глубже проникали в нее. Белоснежный коралловый песок, устилавший дно, как прекрасный рефлектор возвращал воде доходивший до него солнечный свет.

— Этот цветок живой, — сказал зоолог. — Актиния — животное. Она — хищник, самый настоящий, отъявленный хищник. А под нею в раковине действительно рак, но не обычный, а рак-отшельник. Смотри, он совсем вылез из раковины. Видишь: скорлупа, как твердый панцирь, покрывает лишь его грудь, голову и клешни. Вся остальная часть его тела мягкая и совершенно беззащитная. Поэтому рак всегда старается найти подходящую раковину какого-нибудь моллюска, чтобы спрятать в ней свое длинное голое брюшко. Он всюду таскает ее за собой, как домик, а при малейшей опасности скрывается в ней целиком.

— Смотрите, смотрите! — закричал Павлик. — Рак вылезает из своего домика! Какой он смешной! Одна клешня огромная, а другая маленькая!

Павлик залился веселым смехом. Зоолог тоже рассмеялся.

— Какая она красивая, эта актиния! — продолжал восхищаться Павлик. — Она похожа на астру. Правда, Арсен Давидович? Только лепестки гораздо длиннее, извилистее и совсем фиолетовые… таких астр не бывает.

— Правда, правда, бичо. Только это не лепестки, а щупальца. Живые, подвижные. Видишь, как они колышутся вокруг рта актинии, на вершине ее ствола? Да ты посмотри кругом: их тут масса, этих актиний, и самых разнообразных.

Павлик поднял голову. Действительно, все скалы и обломки камней были усеяны этими яркими, пышными подводными цветами. Высокие, до тридцати — сорока сантиметров, и низкие, почти плоские, то с длинными, развевающимися, как распущенные волосы, то с короткими, как будто подстриженными, щупальцами, красные, зеленые, пурпурные, фиолетовые, желтые, со всеми оттенками и переходами этих красок, — они представляли живой, неправдоподобно яркий для человеческого глаза цветник.