Тайна двух реликвий

Рэй затянул браслеты на своих запястьях, по команде Одинцова выбросил ключ и забрался в отсек для задержанных, отделённый от салона решёткой. Хантер ещё не совсем очухался. Одинцов сам сковал ему руки и заставил занять пассажирское сиденье, чтобы поддерживать раненого, который теперь сидел между ними.

– Едем в Сан-Диего, – объявил Одинцов. – Через горы, мимо посёлков. Показывайте дорогу.

Он тронул машину с места, бампером отодвинул с пути встречный «форд» и прибавил газу. Рэй послушно выступал в роли навигатора. Спустя некоторое время, поняв, что грязный бродяга ему не угрожает, он спросил:

– Кто ты? – и после долгой паузы услышал в ответ:

– Человек.

Одинцов старался говорить невнятно, чтобы пограничники не запомнили толком голос и манеру речи; чумазое лицо в случае чего они тем более не опознают.

– А что ты здесь делаешь? – не отставал Рэй.

– Заблудился.

В былые времена спецназовцы называли это строчкой старой песни: он шёл под Одессу, а вышел к Херсону. Конечно, встреча с пограничниками была возможна, только случилась не так, как предполагал Одинцов, заставила изменить маршрут и нарушила его планы. Хотя – почему нарушила? Он двигался в нужную сторону, к тому же благодаря машине опережал график…

– Классно водишь, – заметил разговорчивый пограничник.

Одинцов и вправду показывал класс: немногие способны так лихо петлять по неизвестной дороге ночью в горах, да ещё с простреленной рукой. Камни веером разлетались из-под колёс машины и сыпались в чёрную пропасть, которая была всюду, кроме освещённого фарами пятна впереди. Хантер вжимался в кресло на особенно рискованных поворотах, а Рэя, который не сообразил пристегнуться, бросало в зарешёченном отсеке из стороны в сторону.

Большей частью дорога змеилась по гребням гор и огибала вдоль кромки заказник Отей Оупен Спейс. За ним Одинцов свернул на неприметную грунтовку, мимо которой наверняка проскочил бы без подсказки, и выкатился на Оупен-Лейкс роуд. Весь путь занял минут сорок.

В нескольких милях по трассе налево, к западу, лежал Сан-Диего; здесь уже можно было наткнуться на полицию. Одинцов повернул в сторону города, остановил пикап у обочины и велел Хантеру:

– Садись за руль.

Он взял у пограничника ключ, отпер наручники, пересел на пассажирское сиденье и подпёр плечом раненого. Отнятый револьвер в руке Одинцова напоминал Хантеру, что глупостей делать не надо.

Когда «форд» миновал озеро Лоуэр Отей, по сторонам потянулась уснувшая городская окраина. За придорожной парковкой с несколькими машинами Одинцов скомандовал Хантеру остановиться. Он рванул из автомобильной рации провод с микрофоном, вытряхнул патроны из револьвера, протёр его своей банданой и бросил оружие за спинку сиденья. Протерев руль и рычаги, Одинцов с рюкзаком под мышкой вышел из машины.

– Рэя освободишь позже, – сказал он Хантеру и отправил ключ от наручников вслед за револьвером. – Вот что, парни… Я не знаю, что произошло с вашим другом. Наткнулся на него случайно. Точно так же вы могли сами найти его и отвезти к врачам. А меня просто не было. О’кей? Это лучше для всех… Гони в госпиталь. И пусть ваш друг останется жив. Гони!

Одинцов захлопнул дверцу. Хантер тут же рванул с места и через несколько секунд привычно включил проблесковые маячки на крыше машины, хотя дорога была пуста. Мигающий огнями «форд» умчался к центру города, а Одинцов повернул в обратную сторону. Он не слишком надеялся на то, что пограничники скроют его участие в спасении раненого. Но сейчас они заняты, – значит, есть время до тех пор, когда полиция пойдёт по его следу. А офицер, даст бог, и вправду выживет…

Дойдя до припаркованных машин, Одинцов без труда угнал какую-то женскую малолитражку и проехал вдоль окраины Сан-Диего ещё километров пять к северу. Машину он бросил неподалёку от водохранилища Свитуотер, пешком вышел на пустынный берег, снял всю одежду и хорошенько выкупался, смыв с себя дорожную грязь. Рука болела, но терпимо.

После купания Одинцов наощупь сбрил щетину и переоделся в чистое. Пригодились шорты, купленные Родригесом, и кубинская белая рубаха: её свободные рукава скрыли серый влажный бинт с пятнами крови. Сделать перевязку было нечем – запас бинтов ушёл на раненого офицера. Соваться в ночную аптеку Одинцов не рискнул. Пограничники видели его со стрижкой, поэтому пришлось надеть парик: длинные волосы по плечам и выбритое лицо основательно изменили внешность.

Рюкзак с грязной одеждой Одинцов выбросил в ближайший мусорный контейнер из тех, что ранним утром увозят на свалку. В мусор отправились и керамические вкладыши – бронежилет навсегда превратился в обычную сумку-сосиску. Правда, выстрелы из дробовика местами изодрали кевлар в клочья, поэтому снова пригодился чехол, который маскировал сумку в аэропорту Канкуна. Лёгкий багаж выглядел пристойно, а сам Одинцов ничем не отличался от обычного туриста.