Тайна двух реликвий

Вейнтрауб замер; Одинцов пустился в объяснения, и продолжительная речь переросла в дискуссию между ним, Евой и Муниным. За всё время знакомства они едва ли не впервые слышали от Одинцова столько слов сразу. Не иначе, он тоже кое-чему научился у своих товарищей. Жюстина постепенно втянулась в разговор, а Вейнтрауб слушал молча. Наконец, когда все уже порядком выдохлись, Одинцов подвёл итог, снова обратившись к старику:

– Никто из нас не скажет вам, сколько ещё понадобится времени, чтобы понять, на каком свете мы находимся и в какую сторону надо идти. Одно могу сказать точно: результата не будет, по крайней мере, до тех пор, пока мы заперты здесь. Предлагаю завтра обсудить новые условия сотрудничества, потому что иначе нет смысла его продолжать.

В наступившей тишине Вейнтрауб встал из-за стола, сухо попрощался и вышел, так ничего и не ответив.

Штерн ждал его за дверью. Он собирался сопроводить Вейнтрауба до спальни, но в лифте старик выбрал путь к хранилищу. Штерн остался у стальной двери; Вейнтрауб вошёл внутрь.

Старик пытался справиться с потрясением. Многие годы никто не противоречил ему в открытую, как Одинцов. Никто не бросал в лицо упрёки в обмане. Никто не позволял себе сказать: «Стоп!» и ставить жёсткие условия. При этом Вейнтрауб слишком хорошо знал, кто такой Одинцов и в каком положении он находится, чтобы понять: сказанное – не блеф. Если Одинцов решил выйти из игры, он это сделает. И сманит за собой Мунина с Евой. Хотя даже если он уйдёт без них, троица прекратит своё существование, а от оставшихся не будет нужного толку. Одинцов и вправду не бизнесмен; он не станет считаться с потерями, что-то выторговывать и пытаться перехитрить Вейнтрауба, – он по-военному обрубит концы, и всё.

А главное, Одинцов говорил правду, и дискуссия за столом это подтвердила. Группа «Андроген» не добилась успеха. В тридцать восьмом году Зубакина, большинство его сотрудников и кураторов расстреляли, включая самогó главного комиссара госбезопасности Ягоду. Немцы тоже не могли ничем похвастать. По следам Блюмкина на Тибете побывала экспедиция штурмбаннфюрера СС, начальника секретного мистического отдела «Аненербе» Эрнста Шеффера. Благодаря отцу Вейнтрауб встречался с ним в Берлине, но про заметные достижения Шеффера не слыхал.

Русские пытались завершить исследования группы «Андроген» до самого распада Советского Союза. Работу несчастного Зубакина в недрах КГБ продолжали новые научные группы. На флешке Салтаханова нашлись данные о проектах «Аргус», «Ромб», «Орион»… Конечно, Вейнтрауб слукавил в разговоре с Евой. Самостоятельно прочесть документы он и вправду не мог, но велел всё перевести: старик хотел знать, с какой информацией работает троица. Там было много интересного, но не было главного – ключа к тому, над чем в действительности работал Зубакин.

Вейнтрауб прошёл всю спираль хранилища, тяжело опираясь на трость и не поднимая жалюзи над экспонатами. Его целью была последняя комната-сейф с единственной витриной, на которой лежали Урим и Туммим.

Узкий луч света, прорезав полумрак, упёрся в синюю подкладку с камнями. Вейнтрауб смотрел на свои сокровища, и в ушах его звучали слова, сказанные Одинцовым за столом:

– Ваши Урим и Туммим – это просто древние камни. Очень ценные или не очень, пусть Мунин скажет или Жюстина, я понятия не имею. Но это просто камни, без всякой мистики. Кто-то когда-то их сделал. Как – неизвестно. Все знают, как были сделаны Ковчег и скрижали: есть подробные описания в Торе, есть инструкции… А про Урим и Туммим ни слова. Не сказано даже, чтó это такое. Значит, во-первых, люди сами хорошо знали, как их делать, и во-вторых, могли сделать без особых проблем. То есть это было что-то совсем простое и понятное, вроде тех же камней. Я не знаю, как Урим и Туммим коммуницировали с Ковчегом. Допустим, как пульт управления с телевизором. А три тысячи лет назад – всё. В пульте сели батарейки. Ещё до того, как Ковчег отправился в Россию. И новый пульт люди почему-то сделать не смогли. Наверное, пытались – или искали, чем заменить, но не смогли. А старые Урим и Туммим стали не нужны. Потому что их не реанимировать. Если это были ваши камни, то уже три тысячи лет они – просто камни.

На слова кого-то другого Вейнтрауб не обратил бы внимания. Ему тоже приходили в голову похожие мысли. Но тут про Урим и Туммим говорил Одинцов. Участник троицы, которая доказала свои особенные отношения с Ковчегом Завета. Он говорил, а двое других пусть не поддерживали его, но и не опровергали. Значит, в целом Одинцов прав.

Только вчера Вейнтрауб обмолвился, что у него нет Ковчега Завета, зато есть троица, Урим и Туммим. Сегодня выяснилось, что нет ничего: камни – всего лишь камни, а троицы вот-вот не станет. Многолетние усилия оказались напрасными, надежды на близкий успех пошли прахом. Надо начинать всё сначала и, возможно, искать что-то совсем другое.

Урим и Туммим на витрине расплывались. Вейнтрауб стёр со скулы набежавшую слезу.

– Wer hat Wahl, hat auch Qval, – прошептал он. – Кто выбирает, тот мучается…