Тайна генерала Багратиона

– Ну и пусть пишут. Я их письма на почте прикажу перлюстрировать. Проверим, для кого они тут запасают рожь и овес и где сии запасы прячут. Беспочвенны глупые их надежды.

– Лучше будет некоторых, особо ретивых, выслать, – предложил Дохтуров. – Прямо в Сибирь. Ведь высылали же отсюда смутьянов во времена доброй матушки-царицы Екатерины Великой.

– Буду о том просить государя, Дмитрий Сергеевич, – твердо пообещал своему подчиненному князь.

Но Александр Первый не дал согласия на высылку злобной западно-украинской шляхты. Слишком близко к России подошел мощный ее покровитель. Обстановка в этих краях день ото дня становилась более напряженной.

Французские батальоны, полки, дивизии, корпуса занимали свои места на приграничных с Россией территориях и точно замирали в неподвижности. Зато наполеоновская разведка шуровала вовсю. Невиданное прежде количество любознательных путешественников, бродячих монахов, комедиантов, коммивояжеров появилось на дорогах, в трактирах, около поселений, где квартировали наши воинские части. Не зря в бюджет Министерства иностранных дел Франции на содержание агентов и подкуп иностранцев с 1810 года закладывали сумму, весьма и весьма значительную: от трех до пяти миллионов франков.

Главнокомандующий Второй Западной армией тоже занялся подобной работой. Из Санкт-Петербурга в помощь ему прислали майора Пределя, вроде бы опытного разведчика.

Но что-то не заладилось у майора с поляками и французами. Крайне недовольный, вернулся он в Житомир, а потом еще и жалобу на князя написал. За неудачу Пределя князя мягко пожурили из столицы.

Впрочем, у него уже действовала своя агентура. Некто Экстон, свободный художник, знавший европейские языки, несколько раз с поддельным паспортом ходил в Варшаву. Там он наблюдал за передвижениями войск, легко знакомился с французскими офицерами, щедро угощая их в столичных ресторанах и придорожных трактирах. Они держались заносчиво, много болтали о скорой войне с русскими. Победный исход этой войны казался наполеоновским бойцам уже предрешенным.

Через своих конфидентов, снявших дом в польской Праге, пригороде Варшавы, Петру Ивановичу удалось наладить переписку с княгиней Багратион. Правда, велась она на немецком языке. Генерал все больше описывал леса, поля и реки Подольского края и Гродненской губернии, где теперь много путешествовал. Екатерина Павловна рассказывала о том, как растет дочь Анна, передавала новости венского двора. Письма были короткими и приходили нечасто. Однако супруги были счастливы получать любые весточки друг о друге.

В начале апреля 1812 года генералу передали письмо от жены, крайне его взволновавшее. Екатерина Павловна сообщала о военном союзе между Францией и Австрией, заключенным тайно. В нем оговаривалось участие монархии Габсбургов в кампании против России. Корпус под командованием генерала Шварценберга будет двинут от Львова на Волынь одновременно с вторжением «Великой армии» Наполеона через Неман в Белоруссию.

«Что скажете теперь, друг мой, о тех знакомых в Вене, каковые при приезде Вашем клялись в верности боевому товариществу, рожденному на поле битвы при Аустерлице? – в конце послания спрашивала молодая женщина. – Меня они уверяют в том, будто не предвидели подобного исхода в затянувшихся переговорах императора французов с графом Меттернихом и по-настоящему с нами воевать не станут…».

В подтверждение своих слов Екатерина Павловна приложила к письму вырезку из какой-то провинциальной газеты, не то моравской, не то богемской. Поручик Древич, помогавший генералу с немецким переводом, еле разобрал расплывшиеся строки готического шрифта, ведь пакет прошел через многие руки и, кажется, находился в контакте с водой: «Союз Австрии с Францией произвел странное впечатление на весь народ и особенно – на войска. Множество офицеров вышло в отставку. Другие заявили, что подадут просьбы об увольнении от службы, как только будет им объявлено о походе… Австрийские войска в продолжении двадцати лет постоянно вели войну с французами. Без сомнения, в течение этих двадцати лет не переставали им внушать ненависть и отомщение к Франции. Нельзя ожидать, что договор, внезапно заключенный правительством, сразу перевернет все убеждения народа и затушит все его горестные воспоминания, особенно когда неизвестны причины, побудившие двор к заключению такого договора…»

Смешно было полководцу читать благородные рассуждения австрийцев о коварстве Корсиканца, о хитрой политике графа Меттерниха. После этого шага императора Франца Первого яснее ясного становилось одно печальное обстоятельство: в надвигающейся на Россию кровавой бойне не будет у нее ни союзников, ни даже сторонних наблюдателей в просвещенной Европе. Только – одни враги. Начнут или не начнут стрелять в русских австрийские солдаты, в принципе не так важно. Все равно придется держать против корпуса Шварценберга войска на Волыни, которые совершенно необходимы совсем в другом месте.