Тайна генерала Багратиона

Заказы посыпались, как из рога изобилия. Царственные особы, европейская феодальная знать, нувориши-миллионеры – все хотели, чтоб Канова запечатлел их подобным же образом в неподдающемся тлению белом мраморе. Воспоминания о голодной, бездомной юности отступили прочь, и мастер стал выбирать заказчиков по своему усмотрению. В их список попал русский вельможа.

Во-первых, Андрей Кириллович довольно сносно владел итальянским. Во-вторых, умел увлекательно рассказывать ваятелю о достоинствах и недостатках – совсем незначительных! – его произведений. И, наконец, в художественных коллекциях, собранных графом, скульптор находил вдохновляющие его предметы, и они вдвоем часами беседовали об истории искусства. Потому, когда Разумовский заказал Канове собственный мраморный бюст, тот охотно приехал из Рима в Вену…

Екатерина Павловна села на деревянное кресло с подлокотниками, но без спинки и начала прислушиваться к их разговору. Он касался особенностей обработки камня, применявшихся Праксителем. Древний грек умело придавал мрамору теплоту человеческой кожи.

– Ваше сиятельство, – вдруг обратился к ней по-русски Разумовский, – какие у вас новости?

– Да, новости у меня есть, – подтвердила молодая женщина. – Они касаются пребывания здесь персидско-французской дипломатической миссии.

– Неужели господин Утрей из Парижа встретился вам в любимой кондитерской «Демель» и подошел, чтобы засвидетельствовать почтение? – шутливо предположил граф.

– Вы почти угадали. Только не в «Демель», а в магазине восточных товаров, и не француз Утрей, а молодой перс по имени Игарри.

– Не знал, что вы говорите по-персидски.

– Не я, – она пожала плечами. – Мой муж.

– Вот как?

– Оказывается, генерал изучал фарси в детстве, поскольку его отец вырос в Исфахане.

– Значит, они беседовали на своем языке, а вы ничего не понимали?

– Нет, не так. Игарри – переводчик посла и в совершенстве владеет французским. Он даже одет, как европеец. Был очень мил и любезен со мной.

– Ну, сие не удивительно, – констатировал Андрей Кириллович, по просьбе Антонио Кановы поворачивая голову налево.

Ваятель спрятал в папку изрисованный лист и взял в альбоме чистый. Его карандаш вновь заскользил по бумаге. На белом поле возникал черный профиль человека с высоким лбом, хорошо выраженными надбровными дугами, длинным прямым носом, полными, чувственными губами. Сходство с портретируемым бросалось в глаза.

– Я пригласила переводчика на сегодняшний вечер к себе домой, – тихо произнесла Екатерина Павловна. – Думаю, я поступила правильно.

– Безусловно, – согласился Разумовский. – А ваш дражайший супруг?

– Он поддержал меня. Еще он сказал, что мы должны что-то предпринять.

– Что-то предпринять… – в задумчивости повторил Разумовский и, забыв о скульпторе, повернул голову к Екатерине Павловне.

Итальянец, наблюдая за графом и его гостьей, прекратил работу. Он почувствовал напряжение долгой паузы в их разговоре, а также увидел, как сдвинулись к переносице темные густые брови русского вельможи, от ноздрей к углам рта пролегла резкая складка. Лицо, прежде добродушное, вдруг стало сосредоточенным и серьезным. Канова лихорадочно заработал карандашом снова. Не этот ли облик есть точное выражение характера графа, который пока не открылся мастеру?

– Пожалуй, сегодня вечером я приеду к вам, друг мой, – сказал Андрей Кириллович.

– Отлично! – княгиня Багратион поднялась с места. – Не буду больше мешать…

Когда она ушла, скульптор заговорил о женской красоте. Именно она вдохновляет мужчин на подвиги. Ради женщин они готовы сражаться с врагами, преодолевать бурные моря, высокие горы, безводные пустыни, терпеть голод и жажду. Разумовский, кивая головой, рассеянно слушал Антонио Канову…

Первый раз приходить в дом друзей надо с подарком – так гласит одно из правил «та’ аруф», и сын серхенга Резы подарок приготовил.

После отъезда четы Багратион из дядиного магазина он пересмотрел там множество сувениров. Восточные изделия из золота и серебра с арабскими надписями Игарри отверг сразу, ибо татаро-монголы Чингисхана и арабы выступали, правда, в очень отдаленные времена, завоевателями его родины. Древняя, сугубо персидская керамика «мину» с тончайшим узором синего или зеленого цвета – то, что надо. Особая технология обжига делает ее поверхность необычайно прочной: можно царапать рисунок ножом, и с ним ничего не случится.

Переводчик выбрал две одинаковые вазы небольшого размера. Али-Хабиб одобрил его выбор и велел приказчику Бехрузу аккуратно обернуть каждую в бумагу и уложить в коробку из двухслойной фанеры.

Он легко нашел в путеводителе по городу, купленном в книжной лавке, Риген-штрассе, а на ней – двухэтажный особняк под номером «22».

Ливрейный лакей, услышав его имя, распахнул перед молодым человеком дверь, и тот очутился в прихожей. Граф Павел Скавронский из портрета над лестницей словно бы подмигнул ему. Игарри, прижимая коробку к груди, начал медленно поднимать вверх.

Переводчик пришел слишком рано и стал первым из гостей на сегодняшнем вечере.