Тайна «Голубого поезда»

– Кидд? Китти Кидд?

– Совершенно верно.

– Смышленая особа. Пение, танцы, мужские роли… Она недурно зарабатывала и никогда не оставалась без ангажемента. Не только в мужских, но и в характерных ролях ей почти не было равных.

– Я так и слышал, – кивнул Пуаро. – Но она давно не выступала, верно?

– Да. Уехала во Францию и связалась там с каким-то надутым аристократом. Думаю, она навсегда рассталась со сценой.

– И давно?

– Дайте подумать… Три года назад. Это была большая потеря – можете мне поверить.

– Она была умна?

– Умна, как целый воз обезьян.

– А вы не знаете имени человека, с которым она связалась в Париже?

– Нет. Помню только, что он был то ли граф, то ли маркиз. Да, кажется, маркиз.

– И вы с тех пор ничего о ней не слышали?

– Ничего. Даже случайно никогда с ней не сталкивался. Держу пари, она торчит на каком-нибудь модном заграничном курорте, а может, уже стала маркизой. Китти не обведешь вокруг пальца.

– Понятно, – задумчиво произнес Пуаро.

– Простите, что больше ничего не могу вам сообщить, мсье, – сказал Ааронс. – Я бы хотел быть вам полезен. Вы ведь однажды здорово мне помогли.

– Да, но теперь мы квиты – вы тоже меня выручили.

– Услуга за услугу! – усмехнулся Ааронс.

– Должно быть, у вас интересная профессия, – заметил Пуаро.

– Так себе, – уклончиво ответил артист. – Если стойко переносить превратности судьбы, то жить можно. Вообще-то я справляюсь, но приходится смотреть в оба. Никто не знает, что потребует публика в следующий раз.

– В последние несколько лет на переднем плане танцы, – заметил Пуаро.

– Я никогда не видел этот русский балет, но людям он нравится. Для меня это чересчур изысканно.

– На Ривьере я познакомился с одной танцовщицей – мадемуазель Мирей.

– Мирей? Та еще штучка, судя по отзывам. Ее всегда кто-нибудь субсидирует, но танцевать она умеет – я видел ее, так что знаю, о чем говорю. Сам я с ней дела не имел, и слава богу – характер у нее жуткий.

– Да, – задумчиво кивнул Пуаро. – Могу себе представить.

– Они называют это темпераментом! – продолжал Ааронс. – Моя жена была танцовщицей до того, как вышла за меня, но, к счастью, никакого «темперамента» у нее нет. Дома это лишнее, мсье Пуаро.

– Согласен с вами, друг мой. В семье темперамент неуместен.

– Женщина должна быть доброй, ласковой и хорошей кухаркой, – заявил мистер Ааронс.

– Мирей недолго выступала перед публикой, не так ли? – спросил Пуаро.

– Около двух с половиной лет, – ответил мистер Ааронс. – Ее открыл какой-то французский герцог. Я слышал, что сейчас ей покровительствует бывший премьер-министр Греции. Эти ребята умеют вкладывать деньги без лишнего шума.

– Для меня это новость, – признался детектив.

– Мирей не из тех, кто упускает свой шанс. Говорят, молодой Кеттеринг убил свою жену из-за нее. Не знаю, так ли это. Однако он угодил в тюрьму, и ей пришлось быстренько подыскать ему замену. Я слышал, она носит рубин размером с голубиное яйцо. Не то чтобы я когда-нибудь видел голубиные яйца, но так всегда пишут в романах.

– Рубин размером с голубиное яйцо, – повторил Пуаро. Его глаза стали зелеными, как у кота. – Интересно!

– Мне рассказывал об этом один мой друг, – объяснил Ааронс. – Конечно, это может быть всего лишь цветное стекло. Все женщины одинаковы – любят похваляться своими драгоценностями. Мирей утверждает, что на этом рубине лежит проклятие – она называет его «Огненное сердце».

– Но если я правильно помню, – заметил Пуаро, – рубин «Огненное сердце» – центральный камень в ожерелье.

– То-то и оно! Я же говорю, что женщины постоянно лгут про свои драгоценности. Мирей носит одиночный камень на платиновой цепочке, но десять против одного, что это стекло!

– Нет, – покачал головой Пуаро. – Я не думаю, что это стекло.

Глава 32

Кэтрин и Пуаро обмениваются мнениями

Пуаро и Кэтрин сидели друг против друга за столиком в «Савое».

– А вы изменились, мадемуазель, – неожиданно сказал детектив.

– В каком смысле?

– Мадемуазель, эти нюансы трудно объяснить.

– Я постарела?

– Да, вы стали старше. Но я не имею в виду седину и морщины. Когда я увидел вас впервые, мадемуазель, вы только наблюдали жизнь со стороны. У вас был спокойный, заинтересованный вид зрителя, сидящего в партере и смотрящего пьесу.

– А теперь?

– Теперь вы уже не зритель. Возможно, я скажу глупость, но вы похожи на спортсмена, участвующего в напряженной игре.

– Моя старая леди иногда бывает трудноватой, – улыбнулась Кэтрин, – но уверяю вас, я не веду с ней борьбу не на жизнь, а на смерть. Вы должны как-нибудь приехать и познакомиться с ней, мсье. По-моему, вы сумеете оценить ее мужество и силу духа.

Последовала пауза, во время которой официант проворно подал им цыпленка en casserole[64]. Когда он отошел, Пуаро спросил:

– Я рассказывал вам о моем друге Гастингсе? Он называет меня человеком-устрицей. Eh bien, мадемуазель, в вас я нашел достойного соперника. Вы больше меня предпочитаете играть в одиночку.

– Чепуха! – отмахнулась Кэтрин.

– Эркюль Пуаро никогда не говорит чепухи. Все так и есть.

Снова наступило молчание.