Тайна «Голубого поезда»

Улыбка сошла с лица миллионера. Он распечатал конверт и начал читать письмо. Его лицо постепенно темнело, а губы сжимались в тонкую мрачную линию, которую на Уолл-стрит знали слишком хорошо. Найтон деликатно отвернулся, продолжая распечатывать и сортировать корреспонденцию. Миллионер со злостью ударил кулаком по столу.

«Я не потерплю этого, — пробормотал он про себя. — Бедная маленькая девочка! Ну ничего, у нее есть отец, который не даст ее в обиду».

Несколько минут он ходил по комнате взад и вперед с угрюмо сдвинутыми бровями. Найтон по-прежнему сидел за столом. Вдруг Ван Алдин заторопился. Он взял пальто, брошенное на спинку стула.

— Вы уходите, сэр?

— Да, я зайду к дочери.

— Если люди Колтона позвонят…

— Скажи, чтобы убирались к дьяволу! — воскликнул Ван Алдин.

— Хорошо, — спокойно отозвался Найтон.

Ван Алдин был уже в пальто и шел к двери, надевая шляпу. Перед тем как выйти, он задержался.

— Ты хороший парень, Найтон! Ты не дергаешь меня, когда я не в себе.

Найтон ограничился легкой улыбкой.

— Руфь — мой единственный ребенок, — продолжал Ван Алдин, — и никто не знает, что она значит для меня.

Добрая улыбка на миг озарила его лицо. Он опустил руку в карман.

— Хочешь кое-что увидеть, Найтон?

И он снова подошел к секретарю, достал коробочку, небрежно завернутую в бумагу, открыл ее. В ней оказался красный бархатный футляр с короной и инициалами, а в нем камни, красные как кровь.

— Боже мой! — воскликнул Найтон. — Они настоящие?

Ван Алдин довольно рассмеялся.

— Меня не удивляет твой вопрос. Среди этих рубинов три — самые большие в мире. Екатерина Великая носила их, Найтон. Тот, что в центре, называется Огненное сердце. Он прекрасен, ничего не скажешь.

— Однако, — пробормотал секретарь, — они, наверное, стоят целое состояние.

— Четыре или пять сотен тысяч долларов, — равнодушно сказал Ван Алдин. — Не считая их исторической ценности, конечно.

— И вы вот так, запросто носите это в кармане?

Ван Алдин удовлетворенно рассмеялся.

— Вот именно. Это мой маленький подарок для Руфи.

Секретарь сдержанно улыбнулся.

— Теперь я понимаю, почему миссис Кеттеринг так волновалась, когда звонила, — заметил он.

— А вот тут ты ошибся. — Ван Алдин покачал головой. — Она ничего не знает, это сюрприз.

Он закрыл футляр и начал снова упаковывать его.

— Если бы ты знал, Найтон, как это трудно. Как мало мы можем сделать для тех, кого любим. Я мог бы купить огромный участок земли для Руфи, если бы в этом — был хоть какой-то смысл. Я могу надеть эти камни ей на шею и тем самым подарить миг, ну, или чуть больше радости, быть может, но…

Он покачал головой.

— Когда женщина несчастлива в собственном доме…

Он не закончил фразы. Секретарь понимающе кивнул. Он знал как никто репутацию Дерека Кеттеринга. Ван Алдин засунул пакет в карман, кивнул Найтону и вышел из комнаты.

Глава 4. На Керзон-стрит

Миссис Кеттеринг жила на Керзон-стрит. Привратник, открывший дверь, сразу узнал Ван Алдина. Улыбнувшись, он посторонился, пропуская его вперед, проводил до гостиной.

— В чем дело, дадди, куда это годится? — Женщина, сидевшая у окна, вскочила. — Я звонила майору Найтону весь день, пытаясь поймать тебя, но он не знал, когда ты вернешься.

Руфи Кеттеринг было двадцать восемь лет. Ее трудно было назвать красивой или хотя бы хорошенькой, но она была интересной женщиной. В молодости Ван Алдин был огненно-рыжим, и у Руфи волосы были золотисто-каштановыми, почти рыжими. Темные глаза и очень черные ресницы (скорее всего, крашеные). Руфь была высока, стройна и грациозна.

Беззаботный взгляд придавал ее лицу некоторое сходство с лицом мадонны Рафаэля. И лишь присмотревшись, можно было заметить, что очертания губ и подбородка были столь, же тяжелы и определенны, как и у отца. Это хорошо для мужчины, но не для женщины. С самого детства Руфь привыкла идти своей дорогой, и тот, кто оказывался на ее пути, быстро понимал, что имеет дело с истинной дочерью Ван Алдина.

— Найтон сказал, ты звонила. Я всего полчаса как вернулся из Парижа. Что все это значит насчет Дерека?

Руфь покраснела от злости.

— Это не поддается никакому описанию. Он перешел все границы. Он… он даже слушать меня не хочет! — В ее голосе слышались не только злость, но и недоумение.

— Меня он выслушает, — мрачно произнес Ван Алдин.

— Я почти не вижу его последний месяц. Он всюду появляется с этой женщиной.

— С какой женщиной?

— Мирель. Она танцует в «Пантеоне», ты знаешь…

Ван Алдин кивнул.

— Я ездила в Леконбери на прошлой неделе. Я… я все рассказала лорду Леконберийскому… Он добр ко мне, и он мне сочувствует. Сказал, что как следует поговорит с Дереком.

— А! — воскликнул Ван Алдин.

— Что означает твое «а»?

— Только то, что ты подумала, Руфь. Бедный старый Леконбери… Тряпка! Вполне естественно, что он симпатизирует тебе и пытался тебя успокоить. Ведь его сын, наследник, женат на дочери богатейшего в Штатах человека… Но он одной ногой уже стоит в могиле, это знает каждый, как и то, что ничто из того, что он скажет, на Дерека не подействует.

— Неужели ты не можешь что-нибудь сделать, дадди? — воскликнула Руфь после минутной паузы.