Тайна имения Велл

Положив свое еженедельное угощение в виде фляги с молоком на стол, священник вытащил из своего пакета раннюю желтую розу. Лепестки уже начали опадать. От розы пахло комнатой с пианино в доме, когда я еще была маленькой. Моя мама была преподавателем музыки. Миссис Алиша Роуз. Частные уроки игры на фортепиано. От новичков до восьмого уровня. Объявление, приклеенное у газетного киоска, не могло вызвать сомнений, но моя главная задача как ее дочери состояла в том, чтобы сказать этим маленьким девочкам, сжимающим новенькие ярко-розовые папки для нот, и их сердитым матерям, выглядывающим из окон внедорожников, что моей маме нездоровится. Снова? Так они всегда спрашивали. Снова. Мама посвятила свою жизнь и свое здоровье тому, чтобы «подарить мне братика или сестричку» всеми теми средствами, которые только известны науке. Так, по крайней мере, мама просила меня говорить этим женщинам. Мой папа посвятил свою жизнь ей, что означало: каждый данный Богом час он отдавал работе, для того чтобы оплатить воплощение в жизнь ее мечты. Мечте не суждено было стать явью. Она умерла в пятьдесят лет от бесконечных медицинских исследований, процедур, рака легких и утраты смысла жизни после наступления менопаузы. Мне нравилось воображать себе, что мама наконец воссоединилась со всеми своими нерожденными детьми и теперь счастлива. Запах лепестков розы и мебельной полироли вернули меня к воспоминаниям о ее неоплаканном упокоении.

– Разве розы не приносят людям счастье? – произнес священник. – Если вы сейчас посмотрите на себя в зеркало, то заметите, что улыбаетесь.

– Я на днях разбила зеркало, – сообщила я ему, смахивая паутину с глиняной вазы и наполняя ее водой. – Я все время смотрела на худую старую ведьму, живущую в зеркале, не могла отвести глаз.

– Простите старика за прямоту, но вы очень красивая женщина.

– Вы не понимаете. Я стала похожа на волнистого попугайчика, который дни напролет проводит на жердочке, глядя на свое отражение в зеркале и надеясь в конечном счете найти себе пару. Я много думала о необходимости общения. Вы пользуетесь интернетом? – спросила я преподобного, ведя его из сада к старой скамейке.

– Интернетом? Конечно пользуюсь.

Он присел. Я осталась стоять.

– Извините.

– Возможно, я стар, Рут, но не настолько. А к чему этот вопрос?

– Мне его не хватает, хотя, с другой стороны, я по нему не особо скучаю.

– Понимаю. Интернет принес много горя вашей семье.

– Откуда вы знаете?

– Мне прислали ознакомительную записку касательно вас и вашего мужа. Возможно, кто-то там счел, что на этот раз священник нуждается в защите от растлителей. Кто знает?

Я рассмеялась в знак признательности его попыткам меня развеселить.

– Полная нелепица, так, по крайней мере, я думала. – Нагнув ветку, я сорвала яблоневый цвет. – Что вам известно?

– Вашего мужа обвинили в просмотре детской порнографии на своем рабочем лэптопе. Дело дошло до суда. В ходе судебных разбирательств его сочли невиновным.

– Я все время стояла за него горой. В то время обвинение показалось мне полнейшей глупостью. Господи! Разве Марк на такое способен? – говорила я, отрывая один лепесток розы за другим. – Но, Хью, можно ли с полной уверенностью сказать, что ты знаешь все о другом человеке, или это прерогатива Господа Бога? Ведь только Он может быть всезнающим?

– В саду от Него уж точно не спрячешься, разве что у вас есть большой запас фиговых листков, – старался как мог Хью. – Так почему вы спросили меня об интернете?

Присев возле Хью на скамье, я заговорила чуть тише:

– Мне бы хотелось, чтобы вы кое-что для меня узнали. Сможете?

– Узнавание узнаванию рознь, однако я не уверен, что всемирная паутина содержит лишь благие знания. Все зависит от того, что вы хотите, чтобы я для вас выяснил.

– Я хочу узнать о своей семье. Или я слишком многого прошу? Мне просто нужно удостовериться, что с Энджи и Марком все в порядке.

Хью нерешительно помялся, а затем полез в карман за носовым платком.

– Вы не обидитесь, если я спрошу, связывалась ли Энджи со своим отцом? Возможно, она у него.

– Нет. Что вы еще хотите знать?

Отец Энджи. Ничего плохого о нем я сказать не могу, впрочем, и хорошего тоже. Мы провели вместе восемь часов. Мне тогда был двадцать один год. Ко времени, когда Энджи захотела узнать об отце, он уже умер. Дочь очень на меня злилась. Мы никогда ей не врали, но примерно в это время Энджи вместо слова «папа» начала упорно употреблять слово «Марк». Была ли для этого какая-нибудь иная причина? Она, конечно же, меня во всем винила, но, какой бы всемогущей я ни казалась дочери в то время, в случившемся я не была виновна. Автомобильная авария в Кении. Ему было двадцать восемь лет. Как оказалось, мой любимый на одну ночь был заядлым автогонщиком. Адреналин для него был как наркотик. Возможно, дочь унаследовала свою пагубную страсть от него.

– Вы не догадываетесь, где они сейчас могут жить? – настаивал Хью.

– Нет. Я очень беспокоюсь за Энджи. Она может оказаться где угодно. Вы понятия не имеете, как низко она может пасть.