Тайна Клумбер-холла

– Да, здесь у нас была стычка, – отвечал он, наклонившись вперед и вглядываясь в красную пометку. – На нас напали…

В этот момент он внезапно рухнул на подушку, словно сраженный пулей, и лицо его исказила точно такая же гримаса ужаса, какую я уже имел возможность наблюдать у него, когда впервые вошел в комнату. И в тот же миг раздался странный звук, идущий как будто откуда-то из пространства над кроватью, – звук резкий, пронзительный, звенящий, который я мог сравнить разве что с трелью, производимой велосипедным звонком. Впрочем, от велосипедного звонка этот звук тоже отличался, поскольку имел явно пульсирующий характер. Никогда прежде и никогда впоследствии я не слышал звука, который можно было бы спутать с этим.

В изумлении я огляделся вокруг, гадая, откуда мог идти такой звон, но не обнаружил ничего, что могло бы развеять мое недоумение на этот счет.

– Всё в порядке, доктор, – с ужасающей улыбкой произнес побледневший генерал. – Это всего лишь мой персональный гонг. Вероятно, будет лучше, если вы спуститесь в столовую и там выпишете мне рецепт.

Он столь явно желал отделаться от меня, что я был вынужден удалиться, хотя с удовольствием остался бы еще ненадолго в надежде узнать что-нибудь о происхождении загадочного звука.

Я покинул этот дом, исполненный решимости навестить еще раз моего интересного пациента и постараться выведать у него дополнительные подробности как о его прошлой жизни, так и о настоящем положении дел. Однако моим планам не суждено было осуществиться, ибо в тот же вечер я получил записку от самого генерала. В конверт был вложен щедрый гонорар за мой единственный визит, а в письме сообщалось, что мое лечение произвело на генерала самый благотворный эффект, так что он считает себя совершенно поправившимся и не видит нужды в моем повторном визите.

Это было первое и последнее сообщение, полученное мною от жильца Клумбер-холла.

Соседи и другие люди, заинтересовавшиеся этим делом, часто спрашивают меня, не создалось ли у меня впечатления, что генерал страдает умопомешательством. На этот вопрос я без колебаний отвечаю отрицательно. Напротив, из разговора с ним я вынес о нем представление как о человеке, который на своем веку прочел много книг и привык глубоко размышлять.

Однако во время нашей единственной с ним беседы я заметил, что у него слабые рефлексы, явно выраженный arcus senilis25 и атероматоз артерий, – все признаки того, что его организм находится в неудовлетворительном состоянии, и в любую минуту можно ожидать внезапного кризиса.

Глава 10

О письме, которое пришло из Клумбер-Холла

Присовокупив к моему рассказу дополнительные сведения, могущие пролить свет на это дело, я продолжаю излагать отчет о своих личных приключениях и переживаниях. Я остановился, как, без сомнения, помнят мои читатели, на дате появления в Клумбер-холле свирепого бродяги, называющего себя капралом Руфусом Смитом. Это произошло в самом начале октября, и, сопоставив даты, я пришел к заключению, что визит в Клумбер-холл доктора Истерлинга имел место за три недели до того, или даже раньше.

Всё это время я пребывал в подавленном настроении, ибо не было никаких известий ни от Габриелы, ни от ее брата, с тех самых пор, как генерал раскрыл тайную связь, существовавшую между нами. У меня не было сомнений в том, что они оба находятся в своего рода заточении; и мысль, что это мы навлекли на их головы лишние хлопоты, была одинаково мучительна как для меня, так и для моей сестры.

Однако наша тревога заметно улеглась, когда, пару дней спустя после моего последнего разговора с генералом, мы получили записку от Мордаунта Хэзерстоуна. Записку принес нам маленький сорванец, одетый в лохмотья, – сын одного из здешних рыбаков. Он сообщил, что это письмо передала ему какая-то старуха, стоявшая у главных ворот Клумбер-холла, – как я предполагаю, это могла быть кухарка. Вот что гласило письмо:

Мои дорогие друзья!

Нам с Габриелой горько думать, как вы, должно быть, обеспокоены, не имея возможности ни увидеть нас, ни получить от нас хоть какую-нибудь весточку. Дело в том, что мы вынуждены оставаться в доме. Вынуждены в силу причин не физического, но морального характера.