Тайна корабля

– Он сказал мне, сэр, – продолжал признательный младший садовник, – что много читал о «владениях английской знати», но что это первое, которое ему случилось видеть. Когда он дошел до конца длинной аллеи, у него захватило дух. «Вот поистине княжеское владение!» – воскликнул он. – Да и естественно, что он заинтересовался имением, так как, кажется, мистер Кэртью был с ним ласков в Штатах. В самом деле, он казался очень признательной личностью и особенно восхищался цветами.

Я слушал этот рассказ с изумлением. Цитированные фразы говорили сами за себя: они были в духе сутяги. Несколько часов тому назад я видел его настоящим кандидатом в Бедлам, нуждающимся в смирительной рубашке; он был без гроша в чужой стране, по всей вероятности, ушел без завтрака; отсутствие Норриса, без сомнения, оказалось для него сокрушающим ударом; он должен был (по всем данным) прийти в отчаяние. И вот я узнаю, что он сумел сохранить приличный вид и присутствие духа, рассуждал, лебезил, восхищался достопримечательностями, нюхал цветы и употреблял при этом самые изысканные выражения. Сила характера, проявлявшаяся в этом, изумляла и пугала меня.

– Это любопытно, – сказал я, – я сам имею удовольствие быть немного знакомым с мистером Кэртью, и думаю, что никто из наших западных друзей никогда не бывал в Англии. Кто бы мог быть этот господин? Неужели это… Нет, невозможно, он не мог быть настолько бесстыдным. Его фамилия не Беллэрс?

– Я не знаю его фамилии, сэр. Вы имеете что-нибудь против него? – воскликнул мой проводник.

– Да, я уверен, что Кэртью не желал бы видеть у себя этого господина, – сказал я.

– Боже милостивый! – воскликнул садовник. – Он так учтиво говорил; я думал, что он что-нибудь вроде школьного учителя. Может быть, сэр, вы пройдете прямо к мистеру Денману? Я поручил его мистеру Денману, когда он осмотрел усадьбу. Мистер Денман наш дворецкий, сэр, – прибавил он.

Предложение было кстати, в особенности потому, что давало мне возможность избавиться от ближайшего знакомства с чиллингэмами Кэртью; и, отказавшись от предполагавшегося обхода, мы направились через кусты и лужайку к заднему фасаду замка.

Лужайка была окружена высокой живой изгородью из тиссов. Когда мы выходили из-за нее, мой проводник остановил меня.

– Достопочтенная леди Анна Кэртью, – произнес он благоговейным шепотом. Взглянув через его плечо, я увидел старую леди, которая шла довольно быстро, прихрамывая, по дорожке сада. Должно быть, она была просто хороша собой в молодости, и даже хромота не портила впечатления ее важной, почти грозной осанки. Печать меланхолии лежала на всех ее чертах, и ее глаза, смотревшие прямо вперед, как будто созерцали бедствие.

– Она кажется печальной, – сказал я, когда она прошла мимо, а мы двинулись дальше.

– Упадок духа, сэр – ответил младший садовник. – Мистер Кэртью, – я хочу сказать, старый барин, умер с год тому назад; лорд Тиллибоди, брат миледи, два месяца спустя; а затем грустная история с молодым барином. Убит в отъезжем поле, сэр, а был любимец миледи. Теперешний мистер Норрис далеко не пользовался такой любовью.

– Я так и думал, – сказал я, настойчиво и (я думаю) искусно продолжая свои расспросы и укрепляя свое положение друга семьи. – Очень, очень грустно. А последняя перемена – возвращение Кэртью и прочее – не улучшили дела?

– Нет, сэр, незаметно что-то, – ответил он. – Даже как будто хуже стало.

– Очень, очень грустно! – повторил я.

– Когда приехал мистер Норрис, она как будто обрадовалась ему – продолжал садовник – и мы все были довольны, разумеется, потому что всякий, кто знает этого молодого джентльмена, не может не любить его. Ах, сэр, это не долго длилось! В тот же вечер они имели разговор и поссорились, или вообще вышло что-то неприятное; миледи выглядела очень печальной, так же, как раньше, только еще хуже. А на другое утро мистер Норрис снова уехал в путешествие. «Денман», – сказал он мистеру Денману, «Денман, я никогда не вернусь домой», – и пожал ему руку. Я не стал бы рассказывать это чужому человеку, сэр, – прибавил он, испугавшись, не сболтнул ли он лишнего.

Он действительно сообщил мне много, и притом много такого, чего и сам не подозревал. В бурную ночь своего возвращения Кэртью рассказал свою историю; к горестям старухи прибавилось еще более тяжелое бремя, и в числе картин, которые она созерцала мысленно, когда шла по дорожке сада, была картина Мидуэй-Айленда и «Летучего Облачка».

Мистер Денман выслушал мои расспросы с некоторым смущением, но сообщил мне, что сутяга уже уехал.

– Уехал! – воскликнул я. – Зачем же он приезжал в таком случае? Могу вам одно сказать: не затем, чтобы осмотреть усадьбу.

– Я не вижу, какую другую цель он мог иметь, – возразил дворецкий.

– Можете быть уверены, что она была, – сказал я. – А какая, про то он знает. Кстати, где теперь мистер Кэртью? Я жалею, что не застал его дома.

– Он путешествует, сэр, – ответил дворецкий сухо.

– А, браво! – воскликнул я. – Я расставил вам ловушку, мистер Денман. Теперь мне незачем спрашивать; я уверен, что вы не сообщили адреса этому незнакомцу.