– О, в романах с приключениями много верного, – возразил капитан. – Только в них штуки нагромождаются гуще, чем то бывает в жизни.
– Стало быть, это дело может остаться между нами, – сказал я.
– Есть только одна особа, которая может проболтаться, – заметил он. – Хотя я не думаю, что у нее найдется что сказать.
– Кто же она? – спросил я.
– Та старая девка, – ответил он, указывая на разбившееся судно. – Я знаю, что на ней ничего нет, но у меня какой-то страх, что кто-нибудь – это последнее, чего можно ожидать, и, стало быть, первое, что может случиться, – кто-нибудь попадет на этот забытый Богом остров, куда никто не попадает, заберется на эту развалину, обыскивая которую мы успели состариться, и наткнется на что-нибудь, разъясняющее всю историю. Вы, может быть, спросите, какое мне до этого дело? И с чего это я так расчувствовался? Они разорили вас и мистера Пинкертона, прибавили мне седых волос своими загадками, они, без сомнения, сыграли какую-то штуку; вот и все, что я знаю о них, скажете вы. Да, но в том-то и дело. Я не достаточно знаю, не знаю самого главного; тут представляется такая масса разных возможностей, что я не хочу ворошить ее; и прошу вас позволить мне распорядиться со старой девкой по-свойски.
– Разумеется, делайте что хотите, – ответил я невнимательно, так как новая мысль завладела моим умом. – Капитан, – прибавил я, – вы ошибаетесь, мы не можем скрыть этого дела. Вы забыли одну вещь.
– Какую? – спросил он.
– Поддельный капитан Трент, поддельный Годдедааль, вся поддельная команда отправилась домой, – сказал я. – Если мы правы, ни один из них не достигнет цели плавания. Неужели вы думаете, что такое обстоятельство может остаться незамеченным?
– Моряки, – сказал капитан, – только моряки! Если б они все направлялись в одно место, тогда так, но ведь они разойдутся, кто куда – в Гулль, в Швецию, на Клайд, на Темзу. Что же особенного случится в каждом отдельном пункте? Ничего нового! Не хватает одного моряка: запил, или утонул, или брошен, – обычная участь.
Какая-то горечь в словах и тоне говорившего задела меня за живое.
– Хороша и наша участь! – воскликнул я, вскакивая, так как незадолго перед этим мы присели. – Как я… как я вернусь к Джиму с таким результатом?
– Послушайте, – сказал тактично Нэрс, – мне нужно на корабль. Джонсон на бриге собирает снасти и парусину, а на «Норе» нужно кое-что наладить к отъезду. Хотите побыть один в этом курятнике? Я пришлю за вами к ужину.
Я с радостью ухватился за это предложение. Риск получить солнечный удар или слепоту от раскаленного песка был не слишком дорогой платой за одиночество при моем состоянии духа; и вскоре я остался один на этом зловещем островке. Я затруднился бы сказать, о чем я думал, – о Джиме, о Мэми, о нашем утраченном состоянии, о моих утраченных надеждах, о предстоящей мне участи: заниматься какой-нибудь ремесленной работой в роли подчиненного и тянуть эту лямку в неизвестности и скуке, пока не наступит час последнего освобождения. Я так погрузился в свои унылые мысли, что не замечал, куда иду; и случай или какое-то тонкое чувство, которое живет в нас и руководит нами только в минуты рассеянности, направил мои шаги в ту часть острова, где птиц было мало. По какой-то извилистой дороге, которую я не мог бы найти на обратном пути, я поднялся на высшую точку острова. И здесь я пришел в себя благодаря последнему открытию.
С того места, где я стоял, открывался обширный вид на лагуну, окаймляющий ее риф и далекий горизонт. Ближе ко мне я видел соседний остров, разбившееся судно, «Нору Крейну» и шлюпку «Норы», уже направлявшуюся к берегу. Солнце стояло уже низко, воспламеняя край моря, и камбузная труба дымилась на шхуне.
Таким образом, хотя мое открытие могло тронуть и заинтересовать меня, но мне было некогда заниматься им. Я увидел обуглившиеся остатки костра. По всем признакам, он пылал не один день и пламя поднималось на значительную высоту; остаток обгорелого бруса показывал, что костер раскладывали несколько человек; и мне разом представилась картина затерянной группы потерпевших кораблекрушение, бесприютных в этом забытом уголке мира, и поддерживающих сигнальный огонь. Минуту спустя меня окликнули со шлюпки, и, пробравшись сквозь кустарник и растревожив птиц, я простился (надеюсь, навсегда) с этим пустынным островом.
Глава XVI
В которой я становлюсь контрабандистом, а капитан казуистом