Тайна королевы

Может быть, он не вполне доверял своим людям, может быть, он не хотел, чтобы честь поимки преступника принадлежала кому-нибудь другому, кроме него; может быть, он думал, что для предстоящей схватки понадобятся все его наличные силы, во всяком случае он, видимо, твердо решился не преследовать пока своей жертвы до поры до времени.

– Но ведь вы можете совершенно упустить из виду сэра Валентина! – воскликнула Анна с нетерпением.

– Пустяки! – ответил он спокойно. – Ведь троим всадникам трудно проехать так, чтобы их не заметили. Рано или поздно мы их нагоним.

Несмотря на спокойный тон его голоса, Анне все же показалось, что в душе он разделяет ее опасение.

– Его надо преследовать по горячему следу, – продолжала она, – ему надо помешать продолжать путь, его следует как-нибудь задержать, пока вы не подъедете, – горячо убеждала она.

Барнет угрюмо, посмотрел на нее, как бы соглашаясь с ней и в то же время сознавая, что то, что она говорит, невозможно исполнить.

– У меня лучшая лошадь во всей стране, – сказала она, – я настигну его во что бы то ни стало, и если только есть какая-либо возможность, я задержу его до вашего прихода. Диксон, – проговорила она, обращаясь к слуге, который держал фонарь, – проводи этих господ до дома сэра Вильяма Грашау и мистера Брюбай, а затем отведи всех раненых домой и позаботься о том, чтобы им была оказана необходимая помощь, а ты, Френсис, – эти слова относились к стоящему близ нее юноше, – ты поедешь со мной, так как и у тебя как раз хорошая лошадь.

– Милостивая госпожа, – нерешительно заметил Диксон, – умоляю вас, не рискуйте так своею жизнью, ведь вас могут ограбить, убить. Не ездите одна без провожатых.

– Успокойся, Диксон, и делай так, как тебе приказано. Я поеду так быстро, что сам дьявол не поймает меня до тех пор, пока не настигну этого проклятого изменника, а затем я поеду дальше с ним и его провожатыми, пока не подоспеет мне на помощь вот этот господин со своими слугами. Я даю слово, что сделаю со своей стороны все, чтобы задержать этого негодяя, я буду для него обузой, я силою и хитростью заставлю его задержаться в пути. Итак, Диксон, исполняй мое приказание, а ты, Френсис, следуй за мной. Неужели я должна быть трусихой только потому, что имела несчастье родиться женщиной и принуждена носить юбку вместо штанов? – и, говоря это, она повернула свою лошадь и понеслась по направлению к Стивенеджу, сопровождаемая своим верным пажем Френсисом.

– Для нас это очень выгодно, что сэр Валентин как раз имел глупость убить, ее брата, – проворчал сквозь зубы Роджер Барнет, видавший на своем веку немало странных вещей и переставший давно удивляться чему бы то ни было, особенно если в деле была замешана женщина.

IX. Первый день бегства и преследования

В то время как происходил этот разговор между преследователями несчастного сэра Валентина, Гель и его спутники уже проехали Стивенедж и медленно продвигались дальше, несмотря на страстное желание ехать как можно скорее. В те времена проезжие дороги находились в таком состоянии, что продвигаться по ним можно было почти только шагом, и то на каждом шагу подвергаясь опасности, что лошадь сломает себе ногу, и всадник полетит с нее кубарем. Недаром Елизавета всегда так негодовала на подобную медленную езду, когда она горела нетерпением получить письмо или отослать таковое к Марии Стюарт.

Гонец проезжал не более шестидесяти миль в день, причем часто рисковал своею жизнью при такой быстрой по тогдашним временам езде. Сами лошади тоже не отличались особенно быстрым бегом, и единственным утешением могло служить только то обстоятельство, что если беглец не мог продвигаться вперед так быстро, как он желал этого, то и его преследователь двигался не быстрее его.

Ночное путешествие наших трех путников совершалось в полном молчании; каждый из них был погружен в собственные мысли. Перед умственным взором Геля все время носился чудный облик Анны Хезльхёрст: чем больше он смотрел на него, тем глубже вздыхал при мысли, что обстоятельства принудили его бежать от нее; он старался представить себе, что она теперь делает, как ей придется, вероятно, заботиться о своих раненых и убитых слугах; он от души сожалел, что доставил ей столько неприятностей, совершенно помимо своей воли, и с огорчением думал о том, с какой ненавистью она относилась к нему, к воображаемому убийце ее брата, который еще, сверх того, чуть ли не грубо обошелся с ней самой и изранил всех ее слуг, оставив ее почти беззащитной на большой дороге.

Но во всяком случае утешением могло служить то обстоятельство, что ненавидела она ведь собственно не Геля Мерриота, а сэра Валентина; она ненавидела роль, которую должен был играть актер, но не самого актера. Хотя, к сожалению, часто бывает, что ненависть переносится в таком случае и на действующее лицо; никогда она не будет в состоянии простить ему также то, что он взялся помочь сэру Валентину, ее злейшему врагу.