Тайна королевы Елисаветы

Так ехали они долго до самой ночи и, когда совершенно стемнело, остановились у маленькой гостиницы в шести милях на север от Ротергама. Хозяин этой гостиницы принял их сначала очень неласково и даже собрался отказать им в ночлеге, но когда он увидел Румнея, лицо его сразу прояснилось, и он стал очень радушен и предупредителен; по-видимому, он состоял в большой дружбе с атаманом этой разбойничьей шайки и, вероятно, нередко делил с ним барыши. С большою готовностью он исполнил все требования Геля, накормил всех лошадей, отвел им для ночлега несколько больших хозяйственных пристроек и зажег везде во дворе костры, чтобы они могли греться около них. Гель приказал отвезти рыдван во двор, велел вложить в него матрац и покрывала, сообщил Анне, что ей придется переночевать в нем, а Френсису приказал принести себе соломы и расположиться на ней недалеко от того места, где он решил провести сам ночь, т. е. у дверей экипажа, где спала Анна. Антоний, получивший свежую лошадь, должен был, как всегда, выехать на большую дорогу, чтобы караулить, не едет ли Барнет. Боттль, дежуривший в предыдущую ночь, должен был спать в сарае, куда отправился также и Румней. Устроив всех на местах, Гель отдал строгий приказ собираться всем вместе по первому знаку, в случае тревоги, и поэтому спать всем не раздеваясь.

Лошади были отведены в конюшню, но не совсем расседланы, чтобы на случай тревоги их можно было поскорее употребить опять в дело.

Гель сам принес Анне ее ужин и следил за тем, как она его ела; она ни от чего не отказывалась, ела и пила, не говоря ни слова, но по лицу ее он видел, что она вовсе не отказалась от мысли выдать его в конце концов властям; она, по-видимому, только решила отдохнуть и собраться хорошенько с мыслями, чтобы потом с новыми силами приступить к исполнению какого-нибудь плана, который рано или поздно должен был возникнуть в ее изобретательной головке.

Когда все поужинали, сон мало-помалу овладел и Гелем, и он проспал вплоть до трех часов ночи; тогда он наконец проснулся и быстро стал поднимать на ноги весь свой караван, и несколько времени спустя, все двинулись опять вперед. Рано утром на третий день своего бегства из Флитвуда Гель таким образом очутился в городе Барнеслей, но, пока они проезжали этот город, он все время ехал около окна кареты и даже задернул его занавеской, чтобы помешать Анне высунуться из него.

Когда они очутились опять в открытом поле, Анна уселась в своем экипаже так, чтобы видеть, что происходит позади его, т. е. спиной к лошадям. Всякий, кто ехал позади экипажа, немного левее его, мог свободно видеть ее, и этой привилегией первое время пользовался Антоний Ундергиль.

Пять миль южнее Бернеслея Мерриот сделал опять остановку, чтобы позавтракать и, как и прежде, пленникам принесли поесть. Румней воспользовался этим обстоятельством и заглянул в окно экипажа.

Наконец, когда в девять часов утра опять тронулись в путь, Румней, не говоря ни слова, поехал позади рыдвана, оттеснив Антония, который собирался, как и прежде, занять свое место.

— Простите, сударь, — сказал он довольно вежливо, — но ведь до сих пор я здесь ехал.

— Пустяки! — возразил нахально Румней. — Мне что за дело до того, где вы ехали до сих пор?

— Я должен ехать там, где мне приказано, — ответил все также спокойно Антоний, собираясь опять-таки занять свое прежнее место.

— А я желаю ехать там, где еду теперь, — сказал Румней упрямо, не подаваясь ни шагу назад.

Антоний сердито нахмурился и вопросительно взглянул на Мерриота, ехавшего впереди и обернувшегося назад, чтобы посмотреть, в чем дело. Гель сразу заметил, что Румней глядит на него свирепо и готов каждую минуту затеять ссору. Сознавая, что в данную минуту это очень невыгодно для него, Гель решил придать всему вид шутки и сказал Антонию:

— Я приказал тебе, Антоний, ехать за мной, а поедешь ли ты с этой или с другой стороны экипажа, это совершенно безразлично.

Антоний молча отъехал на другую сторону, стараясь не смотреть на Геля, чтобы он не прочел укора в его глазах. Гель в душе страшно негодовал за то, что обстоятельства вынудили его стать в данную минуту на сторону разбойника и как бы предать своего верного слугу. Он еще больше рассердился, когда заметил с какою торжествующею улыбкою Румней взглянул на Анну, смотревшую на него теперь прямо из окна, и он сразу понял, что Анна решила, по-видимому, воспользоваться услугами этого разбойника, чтобы в конце концов все же захватить его, Геля, врасплох и предать его в руки правосудия.

Но хотя в душе Гель сильно волновался, он не показал и виду, что волнуется, и ехал со спокойным, бесстрастным лицом, как будто ему и в голову не приходит, что его могут обмануть или провести. Он прекрасно понимал, что в данную минуту ничего не может поделать и должен терпеливо выжидать, какой оборот примет все дело дальше.