Тайна куртизанки

— По крайней мере, я не брошусь на вас с одним из этих соблазнительных предметов, которые вы тут разбросали. И не в данный момент. — Она пыталась дотянуться до застежки на спине, но Грей быстро подошел и сам взялся за дело. — Благодарю. Трудно без посторонней помощи надевать модное платье.

Грей наблюдал за ней, словно пытаясь разобрать ее на части, как ящик с секретом. Он ведь ее следователь, его задача — разобрать пленницу часть за частью. Невыразимо пугающе быть ящиком с секретом. Он застегнул последнюю застежку.

— Мэгги купила гребень. Он на туалетном столике.

— Мэгги Дойла? Вы хотите сказать, что все это принадлежит ей? Я удивлена. Дойл, окончивший Кембридж, покупал жене такие платья? И белье? Я представляла ее совсем другой!…

Грей не стал дожидаться, пока она возьмет гребень, и начал сам расчесывать ей волосы. Расчесывал и затем приглаживал рукой. Обычное дело, как заход солнца или пребывание в море. Мужчина делает это для принадлежащей ему женщины.

Анник посмотрела в зеркало. С припухшим красным ртом и придурковатым взглядом она выглядела как женщина, только что отдавшая кому-то свою невинность. Эпизод в ванне уже не казался ей столь очевидным, поскольку она сняла купальный халат. Грей превратился в джентльмена. На нем были вечерний сюртук темно-синего цвета и жилет в тонкую красно-белую полоску. Тяжелое кольцо с печаткой тускло поблескивало золотом, когда он вел гребнем по ее волосам. Не красавец. Но мужчины вроде Грея съедают красивых денди на завтрак дважды в неделю. Будь она глупой девочкой, то была бы ослеплена.

— Когда я сбегу из этой тюрьмы, я найду себе цыгана — моложе, загорелей и красивей, чем вы. Я буду заниматься с ним любовью в амбарах и стогах сена, пока не почувствую к нему то же, что сейчас чувствую к вам.

Она сказала это, чтобы задеть его, освободиться. Ей не понравилось то, что она увидела в собственных глазах, когда смотрела в зеркало.

— Надеюсь, ты довольна собой. Но ты не изменишь того, что между нами произошло, Анник. Даже с полсотней молодых цыган.

Она не хотела слышать правду. Она высвободилась и стала наводить порядок на туалетном столике.

— Нельзя любить своего тюремщика. Хотя тюремщики ошибочно полагают, что заключенные их любят. Если б вы не захватили меня, к этому времени я бы давно ушла. И через неделю вообще бы вас забыла. — Или через месяц. Или через год. Или никогда. — Все, что между нами произошло, было только физическим влечением.

— И это тоже.

— Я не хочу ничего чувствовать по отношению к вам. Понимаете? Вы можете себе представить, что такое не иметь даже ночной рубашки? Так зависеть от мужчины, что даже просить у него одежду? Это плохое основание для дружбы.

— Я знаю. Это делает ее намного труднее. Сегодня ты будешь со мной спать?

Он спрашивает. Не требует. Просто спрашивает. Анник не знала, как бороться с такой хитростью.

— Я могу отказаться?

— Конечно, можешь. В доме пять или шесть свободных комнат. Одна как раз напротив, через коридор. Я оставлю дверь незапертой. Придешь ко мне?

— Я очень глупа.

— Думаю это значит «да». — Он улыбался. Анник позволила ему победить.

— Я приду к вам на цыпочках, ночью, через коридор, открою дверь и лягу рядом с вами. Я уже прислушиваюсь, что ваше тело говорит моему. Если б вы даже принесли меня в эту кровать, не утруждая себя уговорами, я бы все равно хотела вас.

— В коридоре холодно. Спи ночью со мной, в этой постели. — Он так хорошо знал ее, что почувствовал ее кивок. — Ты должна это сказать.

— Да. — Она совсем потеряла стыд.

— Давай закрепим твое решение.

Он прижал ее к себе, тело к телу, вдыхал запах ее волос, тихонько рыча. Анник тронуло до глубины души, что у него вызывает желание даже ее запах. Его руки тоже хотели ее. Она закрыла глаза, чтобы оказаться с ним в темноте. Все исчезло, кроме ощущений. Жар между ног распространился по телу. Она горела изнутри. Она была пьяна от этого. Она была…

Она была Анник Вильерс, а этот человек был ее врагом.

Она сразу отпрянула, тяжело дыша.

— Я сделала… — Ей пришлось заговорить снова: — Я сделала с вами ошибку. Потеряла себя.

— Ты еще не привыкла к этому.

— Не опекайте меня, месье. Я становлюсь безрассудной, если это касается вас. Так может случиться с кем угодно. — Пройдя босиком по комнате, она села на краешек стула. Мэгги Дойл обеспечила ее шелковыми чулками с белым узором. Изысканные. — Возможно, я обрету разум и буду спать одна. Кто знает? Вы не можете вечно меня запутывать.

— Мы запутываем друг друга.

— Но один из нас — тюремщик. Вы хотите, чтобы я это забыла. Вот почему вы так нежны. Что касается меня, то я предпочитаю искренность. Лучше изводите меня допросами. Тогда я вспомню, что пленница. Будь у меня хоть капля гордости, я бы не легла к вам в постель, а играла шлюху.

Наступило молчание, оглушительное, как удар грома. Между ними потрескивало напряжение.

— Так вот что вы делаете? Играете шлюху?

Анник не смотрела на него.

— Я обучена делать это, если меня схватят.