Тайна моего двойника

– Значит, так. Мы идем покупать газеты. Ты просмотришь, нет ли информации о ней.

Московская зима совершенно не располагает к сидению в сквере на лавочке. Однако требовалось где-то присесть, чтобы пролистать кипу свежих, пахнущих бумагой и типографской краской газет. Но мое предложение вернуться в гостиницу Джонатан отверг. Он посмотрел на часы.

– Ты не голодна?

Какое там голодна! В животе что-то сгустилось и застряло нервным комком, словно желудок связали в тугой узел. Я пожала плечами.

– Но время все равно обеденное. Если найдем приличный ресторан, то сможем убить двух зайцев: поедим и посмотрим газеты. Я есть хочу.

Довольно скоро мы нашли уютный ресторанчик на Страстном бульваре. Он был почти пуст, что меня вполне устраивало. Вообще-то я люблю рестораны шумные, набитые веселящимся народом, но сейчас все это мне было совсем некстати. Оставив выбор блюд на усмотрение Джонатана, который весьма обрадовался, обнаружив меню на английском, я погрузилась в чтение газет.

Раза четыре я натолкнулась на фамилию Зазориной в разных контекстах – под крылышком общества «Русские женщины за демократию» пригрелись различные женские движения.

– Джонатан, послушай! «Русские женщины за экологию»! И возглавляет это движение тоже Зазорина. Снова экология! Я уже ничего не понимаю.

– А что про нее еще?

– Она выставляет свою кандидатуру на выборы в Думу.

– Это уже серьезно. В такой игре большие ставки…

– Похоже, что она пошла в гору. Журналисты интересуются ее мнением по всем «горячим» вопросам!

– Нам надо узнать о ней как можно больше.

– Можно сходить в библиотеку. Там хранятся подшивки газет.

– Отличная мысль. Давай ешь.

Мое блюдо стояло нетронутым, тогда как Джонатан уже прикончил свое. Я стала нехотя ковырять мясо в горшочке. Джонатан тем временем рассматривал газеты на непонятном ему языке.

– Это какая буква?

– М.

– А эта?

– Р.

– То есть у нас это «п», а у вас «р»?

– Именно.

– А эта?..

Я не заметила, как сжевала весь обед. Принесли счет. Джонатан внимательно просмотрел его и подозвал официанта:

– У вас тут дважды проставлена одна и та же закуска. Мы этого не заказывали и не ели.

Мне стало немножко неловко. Игорь никогда не просматривал счет, а если и видел, что его обсчитывают, то никогда не говорил об этом. Впрочем, у них на Западе другие привычки и другое отношение к деньгам.

Официант с фальшивым изумлением уставился в счет, будто действительно вышла невероятная оплошность, и рассыпался в извинениях. Счет быстро исправили, и Джонатан расплатился.

– Я уже знаю множество вещей про Россию: я знаю русские буквы, я знаю, что цены в ресторанах непристойно дороги и в них обсчитывают, – сказал он, выходя.

– Их избаловала наша клиентура: наши новые богачи не только не проверяют счета, но еще и дают такие чаевые, что их и обсчитывать незачем.

– Чаевые – это личное дело каждого, добровольное дело: хочешь – даешь, а не хочешь или не можешь – не даешь. А когда меня обсчитывают, меня таким образом вынуждают платить больше. А я не люблю, когда меня пытаются принудить к чему бы то ни было. Вопрос принципа. Куда мы едем?

Расспросив нескольких прохожих, я выяснила, что в двух троллейбусных остановках отсюда имеется районная библиотека. Джонатан хотел взять такси, но я сочла это неоправданной роскошью и потерей времени – пока такси поймаешь! – и потащила его на остановку.

– Надо было взять машину напрокат, – ворчал Джонатан, плетясь недовольно за мной на остановку. – Мы так и за год не управимся, если будем пользоваться муниципальным транспортом.

Он налетел на меня сзади, потому что я внезапно замерла как вкопанная. Стеклянная будочка остановки была оклеена листовками к предстоящим выборам. Прямо передо мной на толстом стекле прилепился пожелтевший от ветра и снега, с отклеившимся уголком листок, с которого на меня смотрело лицо…

Мое лицо. Лицо Шерил. Только этому лицу было раза в два больше лет. Внизу крупными буквами было написано: Светлана Ивановна Зазорина.

Джонатан выглянул из-за моей спины. И тоже увидел. Наши взгляды встретились.

Я протянула руку и сорвала листок со стекла. Не сговариваясь, мы развернулись, отошли подальше от остановки и стали ловить такси.

– Кажется, библиотека уже не нужна, – задумчиво проговорил Джонатан. – Займемся поисками акушерки?

– В гостиницу, – выдавила я. – Я должна это переварить.

Лежа на животе на моей необъятной кровати, я бездумно дрыгала ногами. Голова звенела. Я ничего не понимала.

– Скажи что-нибудь умное, – попросила я Джонатана, когда он зашел в мой номер.

– А что тут можно еще сказать? – удивился он. – Это ваша с Шерил мать, ясно же.

Мать, ядрена вошь! Наша мать! Эта красивая, несколько располневшая блондинка, которой полнота придавала дополнительное очарование, округлость лица добавляла «русскости» в ее внешность, милую нежную уютность, с которой она многообещающе смотрела в глаза избирателям, – наша мать?