Кто знал, что прощаться будет так тяжело. А ведь Элий думал, что не любит ее. Физически вожделеет, немного привык, жалеет, как ребенка, восхищается ее полудетскими выходками, опекает, волнуется за нее. А в итоге едва не воет от тоски, расставаясь. А не лгал : ли он все время себе? На самом же деле он влюбился с первого взгляда, только не хотел себе в этом признаться. Образ Марции, слишком яркий, чтобы быстро померкнуть, заслонял в его душе Летицию. Элий не ведал, придумал он свою любовь сейчас или всегда так чувствовал. Кто может разобраться в чувствах, говоря о них в прошедшем времени?
Летти что-то говорила — он не слушал. Он вспомнил свою последнюю встречу с Марцией. Она предложила ему выбор, и он выбрал. Не ее. И опять кто-то предлагает ему выбирать. И опять он выбирает не любовъ. Что-то другое. Тогда он выбрал Рим. Сейчас он даже не знал, ради чего отказывается от любви.
Он долго сидел, прижавшись щекою к ее щеке, ощущая тепло ее кожи, будто надеялся, что память об этом тепле не даст ему задохнуться от тоски в далекой стране.
И положил ей золотое яблоко на ладонь.
— Когда он родится, отдай ему.
— Здесь написано «достойнейшему», — сказала Летиция, — но почему ты думаешь, что он…
— Отдай ему яблоко, — повторил Элий. Они вновь долго молчали. Потом она вдруг спросила:
— Нагрудник не закрывает шею? Так ведь? Он кивнул.
— А нельзя ли сделать какой-нибудь воротник?
— Не знаю.
— Я очень прошу. Воротник из стали… Воротник из стали! Надо же! Какой толщины? И постоянно носить шлем на голове, подражая Периклу. Над ним будет хохотать вся Месопотамия. Римлянин не может быть смешным. Как объяснить это Летиции? Он не стал объяснять. Сказал только:
— Я попробую.
Часть II
Глава 1
Игры Логоса
«Цезарь взял с собой в Месопотамию триста человек. При цифре триста на ум приходит история Спарты. Элий Цезарь вообразил себя Леонидом? Не слишком ли большая роскошь — такая охрана? Не чрезмерная ли трата денег налогоплательщиков ?!»
Элий сидел в таблине префекта Антиохии и рассматривал выложенную на стене из драгоценных и полудрагоценных камней мозаику. Роскошный южный пейзаж. Бирюзовое небо из подлинной бирюзы, макушки пальм из малахита, песок из розоватой и желтоватой яшмы. Горы, покрытые шапками льда, сверкали нестерпимо. Элий всмотрелся. Неужели бриллианты? Ну да, настоящие бриллианты. Впрочем, после того как стали добывать алмазы в Республике Оранжевой реки, бриллианты сильно подешевели.
Префект Антиохии самодовольно улыбался. Самое изысканное удовольствие — видеть Рим посрамленным. Превосходство доказывают богатство и власть. Власть — это Рим. У Антиохии — богатство. Рим выглядел нищим рядом с восточной богачкой. Жители Антиохии плескались в ваннах из чистого золота. В уличных латринах были серебряные краны.
Продажные красотки демонстрировали бриллианты на полмиллиона каждый.
Но префект ошибся. Роскошь не ошеломила и не покорила Элия. Она вызвала лишь некоторое любопытство. Но не более. Элий восхитился мозаикой сдержанно, но красноречиво хваля работу, а не камни, и в этом ничуть не погрешил — работа была превосходная.
Префект рассыпался в ответ в комплиментах, по-восточному цветистых и неискренних. В эту минуту он воображал себя новым Гомером. А надо сказать что префекта звали Гаем Гомером, и он клялся, что ведет свой род от слепого сочинителя великих поэм. Ему верили, причем охотно. А кто не верил, находил выдумку забавной.
— Боголюбимый Цезарь, — воскликнул Гай Гомер с преувеличенным восторгом, будт собирался не о деле говорить, а хвалить пурпурную тогу римлянина или его последнюю речь в сенате. — Мне не совсем ясна цель твоей миссии. Насколько я понял, Большой Совет направляет тебя в Месопотамию, Сирию и Пальмиру с инспекцией в связи с увеличением опасности вторжения варваров в границы Содружества.
— Именно так, — подтвердил Элий.
— Тогда зачем с тобой прибыли триста преторианских гвардейцев?
Элий ожидал этого вопроса.
— Тебе известно, как легко монголы совершают рейды в глубь территории. Я направляюсь в малонаселенные районы. Кто поручится, что мы не столкнемся с варварами в месте самом неподходящем.
— Ты рассуждаешь логично. Цезарь! Но не проще ли в таком случае тебе не принимать участия в этой экспедиции, а направить выяснять обстановку и осматривать крепости простых инженеров?
Элий принялся вновь рассматривать великолепную мозаику.
— Ты полагаешь, — сказал он наконец, — что жизнь инженера для Рима менее ценна, чем жизнь простых людей можно швырнуть на про-це— судьбы без всякой охраны?