— Подъем!
«И кто придумал это проклятое слово! — негодует Бородуля. — Всю душу выворачивает!»
Глаза у него еще закрыты. Знает, что время обедать и свое отоспал, но вставать не хочется. После обеда на стрельбище, или черт знает что еще придумает командир отделения.
— Бородуля, поднимайтесь! — Это уже голос Пологалова.
Бородуля чуть заметно приоткрывает один глаз. Точно, рядом с сержантом Назаровым стоит старшина.
— Если ему позволить — целый день проспит! — недовольно говорит командир отделения.
Бородуля, сопя, идет к умывальнику. Намыливается, а воды нет. Глаза щиплет. Вот чертова служба!
— Погоди, сейчас принесу! — Кто-то гремит ведрами.
По слуху Бородуля определяет: Бегалин, дружок Кошевника. Больно нужна его помощь!.. А впрочем, пусть, пусть несет…
Рядом за столом — Кошевник. С аппетитом ест такую же гречку с мясной подливой. У него деревянная ложка и миска особенная — с расплющенными краями, словно перевернутая шляпа. Раз-раз, и бежит за добавкой.
Бегалин — тот стеснительный. Ест спокойно и обязательно немножко оставит. С Бегалиным, пожалуй, Бородуля не прочь подружиться.
Солнце раздвигает камышовые стены летней столовой, и ветер закидывает песок. Это он хрустит на зубах и горчит, а повар ни при чем, и каша не пригорела.
Никита опять садится рядом. Усиленно работает ложкой. Подобрал все до последней крупинки. Сейчас начнет приставать.
— Послушай, Бородуля, тебе каша не нравится?
— Отвяжись, ефрейтор.
— Ошибаетесь, рядовой Бородуля. Я не ефрейтор, а старший матрос.
— Ясно, товарищ ефрейтор!
— Старший матрос!
В столовой появляется командир отделения.
— Поели, Бородуля?
Солдат невнятно ворчит.
— Не понял. — Назаров сдвигает брови.
Бородуля вздыхает: ну абсолютно никто не понимает его на заставе!..
Вскоре после того, как при переходе государственной границы был задержан агент иностранной разведки, к начальнику узла связи Южногорска зашел человек в сером спортивном костюме.
— Капитан госбезопасности Харламов, — представился он.
— Чем могу служить?
— Не исключено, что в ближайшее время поступит телеграмма по этому адресу. — Харламов протянул небольшой листок. — Нужно, чтобы ее доставил надежный человек.
— Скажем, Зоенька Иванова. Проверенный товарищ. Активистка, дружинница.
Последний довод пришелся Харламову особенно по душе.
— И пожалуйста, предупредите меня сразу, как придет телеграмма, — сказал он, прощаясь. — Вот телефон.
Начальник узла связи позвонил через день.
На телеграфе капитана дожидалась невысокая курносая девушка. К борту ее форменного костюмчика был прикреплен комсомольский значок.
Харламов познакомился с Зоенькой и объяснил, в чем суть дела. Ей предстояло доставить телеграмму по указанному адресу некоему Степану Васильеву. Харламов предупредил, что, как ему известно, такой человек здесь не проживает.
В общем, Зоенька все поняла, все хорошо запомнила и направилась выполнять поручение. Она долго шла глухими переулками, всматриваясь в номера домов, и наконец остановилась возле приоткрытой калитки.
На яростный лай бульдога вышел усатый мужчина. Девушка узнала его: это был известный в городе парикмахер. Но капитан Харламов запретил ей удивляться, и Зоенька сказала равнодушно:
— Товарищу Васильеву телеграмма.
— А сейчас, сейчас! — засуетился Василий Васильевич.
Почтальонша подала ему квитанцию и карандаш. Бульдог перестал лаять. Зоенька испугалась, что дамский мастер услышит, как стучит ее сердце. Однако он, шевеля усами, спокойно расписался в квитанции и получил телеграмму.
Зоенька, как и велел Харламов, тут же повернулась. Но не успела она сделать и несколько шагов, как Василий Васильевич окликнул ее:
— Постой, дочка! А ну-ка, поди сюда.
Ей стало страшно. Вернувшись, она невольно оглянулась: в переулке — никого. Василий Васильевич со смущенным видом возвратил телеграмму:
— Ты что же, милая, не по адресу вручаешь?
— Как не по адресу? — осмелев, спросила Зоенька. — Улица ваша? И дом ваш?
— Действительно так. Только я не Васильев, а Василий Васильевич. Читаю: «Ходжиев». Думаю: кто такой? «Возможно, приеду…» А я никого не жду… Смотрю: «Васильеву». Вот-те и на!.. Адресок-то перепутан.
— Как же быть? — растерялась Зоенька.
— Да никак. — Василий Васильевич пошевелил усами. — Неси обратно, а расписочку мою порви.
Девушка пожала крутыми плечиками и взяла телеграмму. На ее курносом личике было недоумение. Василий Васильевич засмеялся:
— Ничего, дочка, бывает.