Тайна Орлиной сопки

Водитель повернулся к Горскому, и тот вдруг увидел, что перед ним совершенно незнакомый человек.

— Простите, — смешался он. — Я думал, что вы — Ефремов.

— Он теперь самосвалом командует.

— Вот как! — Горский стал прикидывать, какую это может принести выгоду.

Возле клуба на телеграфном столбе вспыхнула электрическая лампочка. От нее в разные стороны потянулись невесомые желтые полосы. О столб опиралась старая доска, приспособленная для объявлений.

Горский подошел ближе и стал читать:

«В нашем клубе состоится комсомольский диспут на тему: «Что значит жить по-коммунистически». Мы приглашаем тебя! Приготовься высказать свое мнение, а пока подумай над следующими вопросами…»

Читать дальше у него не хватило терпения.

— Фанатики, — усмехнулся он и даже покачал головой.

— А что вас, собственно, не устраивает? — раздался сзади настороженный голос.

Горский резко обернулся. Перед ним стояла Истат. Он уже знал, что девушка работает в поселковом Совете, и потому приветливо улыбнулся.

— Действительно, есть над чем задуматься. Вот я, например, борец за коммунизм или обыватель? Конечно, я — борец за коммунизм. Но, как и всякий моряк, люблю промочить горло. А так поступают лишь обыватели.

Истат тоже улыбнулась и произнесла:

— «Запрет вина — закон, считающийся с тем…»

Горский оторопело посмотрел на нее.

— Что вы сказали?

Она охотно повторила. Несомненно, это был пароль, и он ответил скороговоркой:

― «…кем пьется и когда, и много ли, и с кем».

— Это Омар Хайям, — сказала Истат.

— Верно, — совершенно сбитый с толку ее осведомленностью, ответил Горский. Он поспешно взял девушку за руку: — Идемте.

— Куда? — удивилась Истат, однако последовала за ним.

Вскоре Горский убедился, что теперь их никто не видит.

— Так я вас слушаю?

Она смотрела на него, не скрывая искреннего удивления, и Горский быстро понял, что это — чистейшая случайность. Девушка даже не могла догадываться о том, что стихи Омара Хайяма — пароль. С досадой он думал, как теперь выпутаться из глупейшего положения.

— А знаете, — горячо зашептал Горский, притягивая Истат к себе, — я вас люблю!

— Ну, это уж слишком!..

Она вырвалась из его рук, и спустя несколько секунд вдали мелькнуло ее платье.

Горский постарался взять себя в руки и, пока шел к заставе, успокоился. В чем его, собственно, могут обвинить? Легкий флирт. С кем не бывает?

Людмила была еще в роддоме, старший лейтенант Пулатов тоже отсутствовал. Горского встретил начальник заставы, предложил вместе поужинать. Капитан «Медузы» отказался.

— Помогли бы лучше добраться в райцентр.

— Охотно, — согласился Ярцев. — Сейчас туда поедет майор Серебренников.

Вскоре Горский уже сидел в политотдельском «газике». По дороге майор поделился с ним радостным известием:

— Вот старший сын приезжает, Юрик. Мы с ним давно не виделись. Боюсь даже, что не узнаю.

— А где он живет?

— В Свердловске. Только что пришла телеграмма: выехал в Ташкент поездом.

— А ведь я могу его встретить, — оживился Горский. — Мне как раз нужно ехать в Ташкент на совещание.

На том и договорились…

Елена, как всегда, обрадовалась мужу:

— Я страшно соскучилась!

Ему стало смешно. Ну кто поверит поселковому секретарю в случае огласки глупейшего инцидента? Горский любит свою жену, и никого больше. Это же всем известно.

Теперь нужно было лишь встретиться с Ефремовым. Вечером Горский вышел подышать свежим воздухом.

— Только, пожалуйста, недолго, — попросила жена.

«Наверное, спросит долг», — подумал Ефремов, когда Горский разыскал его. Свободных денег у него не было.

— Пройдемся немного.

Ефремов безвольно согласился.

— Значит, перешел на самосвал? А сколько будешь получать?

«Так и есть — долг!» — с тоской решил Ефремов. Но Горский и не думал спрашивать про деньги.

— Теперь ты ездишь на пристань, — продолжил он разговор. — Знаешь, мне ведь могут понадобиться твои услуги.

— Пожалуйста.

Горский заметил жестко:

— Да, брат, не просто вернуть свое честное имя. Я же помню, как тебя задержали пограничники.

— Я этого не говорил… — испуганно пролепетал Ефремов.

— А известно ли тебе, что тем самым ты разгласил государственную тайну?

Ефремову стало страшно. Горский наступал:

— Биография у тебя темная: сдался в плен и даже в таком лагере, как Дахау, уцелел.

…Его действительно должны были сжечь в крематории, и он до сих пор не понимал, какая случайность спасла его тогда от страшной гибели. Кажется, во время очередного отбора годных для работы узников он, со своими переломанными ребрами, ни на что уже больше не мог надеяться. Но был налет авиации. Ну да, конечно. Впервые за многие месяцы унижений и страха он увидел тогда печать обреченности на лицах фашистов. Заметая следы преступлений, бросили и его в теплушку, набитую полумертвыми телами истерзанных людей…

Ефремова бил озноб. Горский вдруг засмеялся.

— Да что ты в самом деле? Просто я хочу испытать твою дружбу…