Тайна Орлиной сопки

— Понял, — вздохнул Бородуля. Его не очень-то радовало, что придется служить под началом сержанта Назарова. Бородуля помнил его по учебному взводу: язва, а не сержант. Просто отдохнул, пока был в хозяйственном взводе.

Часовой по заставе окликнул дежурного:

— Катер возвращается!

Сержант велел Бородуле привести себя в порядок и, придерживая клинок, чтобы не бил по ногам, зашагал встречать экипаж. Он видел, как Шарапов развернул катер, поставил против течения. Кошевник бросил чалку — толстый витой канат — на мертвяк, и почти сразу мотор заглох.

Когда пограничники подошли, Назаров отвел их в сторону:

— Разряжай!

По дороге на заставу Назаров будто невзначай заметил Шарапову:

— Увидишь Истат, предупреди серьезно, чтобы реже ходила к реке.

— Опять обливалась? — стараясь казаться равнодушным, спросил моряк-старшина.

Потом дежурный сообщил, что приехал Серебренников. Шарапов обрадовался — у него было много вопросов к майору.

Дежурный доложил начальнику заставы, что с границы прибыл экипаж катера. Ярцев, получив у майора разрешение, направился к наряду.

Шарапов на макете участка показал капитану, где река изменила фарватер и образовалась мель.

Ярцев слушал внимательно: все это он должен был учесть в службе пограничных нарядов. Он вернулся в канцелярию и стал что-то писать.

Серебренников оторвался от партийных документов, которые в это время просматривал. Ему показалось, что капитан нездоров. Сидит, низко опустив голову. И скулы, и нос, и подбородок — все заострилось.

— Ты, случаем, не заболел, Николай Петрович? Выглядишь что-то неважно.

— Устал, — неохотно ответил капитан. — Заместитель на курорте, вот и верчусь как белка в колесе.

— Ночью пойду на поверку, — заметил Серебренников. — Учти, пожалуйста.

В канцелярию вошел Шарапов и обратился к майору:

— Завтра у одного солдата день рождения. Мы хотим отметить, организовать на заставе стол именинника.

Серебренников заинтересовался.

— А ну-ка, садись, садись.

— Мы себе мыслим это так, — объяснял Шарапов, продолжая стоять. — Сажаем, значит, именинника с близкими друзьями за отдельный столик. На столе цветы… — Тут он запнулся. — В общем, есть бумажные у Тамары Ивановны Ярцевой, и она обещала. А потом — конфеты, пирог. Пусть солдат чувствует, что он действительно именинник.

— Молодцы! — одобрил майор.

Старшина прищурился, словно представил себе, как будет выглядеть стол именинника:

— Белая скатерть — хорошо. Цветы бумажные — тоже. Но вот если бы настоящие…

Зазвонил телефон.

— Ясно, куда клонит Шарапов, — сказал начальник заставы, поднимая трубку. — Есть в поселке девушка, и стоит у нее на подоконнике фикус.

— А что, — подхватил Серебренников, — это идея. У кого фикус?

— Конечно, у секретаря поселкового Совета, — ответил Ярцев и бросил в трубку: — Слушаю!

— Не даст она мне. — Шарапов смутился.

— А, Истат Мирзобаева, — вспомнил Серебренников. — Так вы скажите, старшина, что это я прошу.

Ярцев принимал телефонограмму.

— Поздравляю, товарищ Шарапов, — сказал он, вешая трубку. — Вам присвоено очередное звание. И Кошевнику тоже.

— Давно так не фартило. Дошел после второй стопки. Целуется.

— Не трепись, Зуб, выкладывай все по порядку.

На траву шлепнулся кожаный бумажник с двумя отделениями. В одном — паспорт и военный билет, в другом — двести рублей наличными и аккредитив.

— Так что же, на одном бумажнике пофартило?

— Есть еще сумочка, Буйвол. Только не у меня она, у штымпа.[5]

— Откуда штымп? Как познакомились?

— Ростовский, говорит. Ну я бумажник взял — и ходу. В тамбуре электрички дымы пускаю. Вдруг — он. Кругом никого, он да я. Вытаскивает часы. Я удивился: точь-в-точь как у моего «клиента».

— Что же сам не взял?

— Цепочка мудреная. Бился — никак.

Зуб — узкий в плечах, с длинным лицом. Когда смеялся, выставлял напоказ золотые коронки. Это своего рода приманка: заметит приезжий человек в ресторане хорошо одетого, с виду болезненного парня, тоже, наверное, отдыхающего, и проникается к нему доверием. Зуб робко попросит разрешения присесть рядом, закажет коньяк — и жертва обречена…

— Это, говорит, не вы, случаем, обронили? — продолжал рассказывать Зуб. — «Конечно», — отвечаю.

«Прошу, сэр». Я за часиками. А он: «Стоп!..» Предлагает руку и сердце.

— Раньше не бывал в наших краях? — сразу поинтересовался Буйвол.

— Упаси бог!

— Ладно, давай сюда штымпа. Познакомимся…

Разговор происходил в зарослях на берегу ворчливой Нежнинки. Вечер уже зажег звезды, с грохотом пронеслась невидимая за кустарником электричка, спешила в Южногорск.

Зуб подвел новичка. Лет шестнадцати, коренастый. С неприметным лицом.

— Познакомимся, детка. Как тебя кличут?

— Том.

— А настоящее имя?

— Со всех сторон Том.

— Ну что ж, — согласился Буйвол, — и это неплохо. Что о себе расскажешь?

— Вот.

Новичок выложил перед Буйволом все содержимое карманов. Золотые часы на цепочке с мудреным замком. Паспорт и курортная книжка. Лотерейные билеты, деньги. Несколько фотографий.

Буйвол раскурил папироску. Молодая красивая женщина снята возле грязелечебницы. Все фотокарточки одинаковые, видно, только что получила.