Тайна персидского обоза

— Ну, теперь уж точно вижу, что к Главному штабу вы никого касательства не имеете.

— Ваша правда, Родион Спиридонович, я следователь Третьего отделения Канцелярии Его Величества.

— Так, собственно, я и предполагал.

Рыжиков вернулся в сопровождении невысокого и настолько худого рекрута, что казалось, он мог бы пролезть и в печное поддувало. Взяв свечу, маломерок осенил себя крестным знаменьем и, придерживаясь за край ямы, осторожно спустился вниз.

— Тут, ваш-благородь, проход завален. Дальше идти никак не можно, — послышалось снизу.

— А что там?

— Мешок с камнями да пуговица охвицерская!

— Давай все наверх.

— Одному мне тяжко будет. Может, веревку опустите? Или лестницу? — жалобно проскулил коротышка.

— Не беспокойтесь, ваш-бла-родь, сейчас исполним, — казак лег на живот перед лазом и прокричал: — Ну, пехота, подавай мешок!

Кряхтя и охая, вояка приподнял поклажу, и сильная казачья рука вмиг вытянула ее на землю. — Пожалте, ваш-благородь. — Следом вылез солдат и протянул надворному советнику посеребренную пуговицу с черными нитками на ножке.

— А как же это ты, служивый, выбраться-то сумел? — прошипел ему на ухо казак.

— А по ступенькам, — хитро улыбнулся тот.

— У, шельма! — пригрозил рядовому великан. — Мог бы и сам вынести!

Самоваров пару раз потянул трубку, но она, так и не ответив ему взаимностью, погасла. Крякнув от досады, он сунул ее в боковой карман и, глядя на полкового интенданта, раздраженно спросил:

— Что скажете?

— Поверьте, ни сном ни духом!

— А у меня, господин Рыжиков, имеется понятие совсем другого рода. А посему вы арестованы. Сдайте оружие.

— Да кто вы такой? Вы даже не имеете права приказывать мне, а не то что арестовывать! — возмутился офицер.

— Имеет, Николай Карпович, имеет. Вы уж мне поверьте, — грустно произнес полковник, и, уже обращаясь к солдату, скомандовал: — Вызовите наряд.

Штабс-капитан снял шпагу и в сопровождении конвоя был помещен в кордегардию[15].

А в соляном хранилище кипела работа. По указанию надворного советника в помещении установили факелы, и солдаты безостановочно разбирали завал. Им удалось пробиться на целых пять саженей.

Тем временем следователь провел обыск в кабинете арестованного. Под выдвинутой половой доской был обнаружен пистолет, который, как выяснилось, никому не принадлежал. Судя по свежему запаху и следам пороха на стволе, из него совсем недавно производили выстрел. Калибр его полностью совпадал с пулей, со вчерашнего дня покоившейся на дне кармана самоваровского плаща. Найденные в мешке камни имели точно такую же фактуру и серый налет, как и те, что привез с собой надворный советник.

Но вскоре раскопки пришлось остановить — путь преградила тяжелая глыба. В полдень приезжал командующий и, поинтересовавшись успехами, уехал. До наступления темноты оставалось мало времени, и, чтобы успеть засветло, под камень подложили мощный пороховой заряд. Но случилось непредвиденное: от сильного взрыва сдвинулась горизонтальная гранитная скала и заняла место предыдущей, перекрыв подземелье более чем на двадцать саженей. Это выяснилось уже поздно ночью, когда Самоваров приказал делать вертикальные шурфы. Кованые буры выбивали снопы искр и как щепки ломались о твердый гранит. А в довершение ко всем злоключениям на задней стене проявилась глубокая диагональная трещина, угрожавшая несущим стенам. Словно старческая морщина на молодом лице, она уродовала здание. Прекратив работы, уставший и продрогший на пронизывающем ветру следователь отправился к игнатьевскому дому. У самой калитки его окликнули. Повернувшись, он узнал жену Рахманова.

Судя по промокшей насквозь одежде, она давно караулила надворного советника. Дрожа и заикаясь от холода, Катерина вымолвила:

— Люди говорят, будто в соляном с-складе нашли какое-то п-подземелье. Это п-правда, Иван Авдеевич?

Следователь достал из кармана какой-то предмет и передал даме:

— Скажите, Екатерина Петровна, вам знакомо это?

Она поднесла к глазам серебристую офицерскую пуговицу, сжала ее в руке и тихо заплакала. Глотая слезы, вдова еле слышно ответила:

— Это от его мундира… она едва держалась, и Корней попросил ее пришить. Дома не оказалось серых ниток, и я аккуратно, чтобы не было заметно, обмотала ножку пуговицы черными. Я могу оставить ее себе?

— Безусловно. — Чтобы как-то утешить убитую горем женщину, Самоваров сказал: — Генерал пообещал выплатить вам жалованье мужа за истекший месяц.

— Спасибо, Иван Авдеевич. Храни вас бог.

Накинув капюшон, Рахманова удалилась.

Спустя четверть часа надворный советник провалился в мягкую, невесомую бездну сна и уже не слышал, как в окна стучался проливной ноябрьский дождь и бесцеремонный степной ветер пытался распахнуть парадные двери. Не найдя пристанища в домах обывателей, стихия вымещала злобу на случайных прохожих и гарнизонных часовых, тихо дремавших в полосатых будках.

16

Отъезд

I

Ливень шел не переставая второй день. Самоваров смотрел на летящие потоки воды сквозь стекла генеральского дома, ожидая окончания военного совета и личной аудиенции командующего.