Тайна пленного генерала

Разведчики насторожились. Пришел Шперлинг – он набил до отказа топку и с трудом закрыл дверцу. В парной сразу сделалось как-то тихо. Доносились лишь протяжные стоны.

«Слабаки», – подумал Глеб.

– Ну, все, хватит, – строго сказал он. – Оденьтесь, а то смотреть противно.

– Не то чтобы противно, – поправил Кошкин, показавшись в окне, – тошно.

– Уйди, – разозлился Шубин. – Делом займись.

Отворачиваться не стали. С вешалки стащили офицерские портупеи с пистолетами, женщинам бросили одежду. Они облачались в свои тряпки, попеременно закрываясь простыней, умоляли не убивать их. В пустые головы не приходило, что расстрелять могли и нагишом.

– Последний шанс, девчата, – объявил Шубин, с усмешкой оглядывая вытянутые физиономии. – Имеем парочку вопросов. Кого ублажали?

– Это офицеры из штаба полка… – забормотала Матрена. – Остальные появятся перед рассветом… Сюда должны перевезти штаб батальона или что-то такое… Мы не знаем, нам же не докладывают, а по-немецки мы плохо понимаем… Этого звали Клаус… – она кивнула на окно, за которым валялся труп в трусах. – Он немного понимает по-русски…

– Понимал, – поправил Шубин.

– Да, понимал… – Матрена закивала. – Нас заставили, староста Касьян Качалов специально отобрал девчат, когда ему немцы приказали… У них майор главный там… – Матрена кивнула на запертую дверь. – Плотный такой, у него рожа, как у бульдога, по-нашему вообще не понимает. Они сегодня добрые, только бьют по задницам больно… – Бледное лицо Матрены раскрасили пунцовые пятна. – Его зовут Генрих, фамилия, кажется, Оффенбах… Больше ничего не знаем, правда.

– Мы больше не будем, – добавила щуплая и икнула, как бы закрепив обещание.

– Больше, разумеется, не будете, – хмыкнул Вартанян, поднимая автомат.

Женщины запищали, сбились в кучу.

– Не пугай гражданок, – поморщился Глеб. – Судить их не будем, пусть их совесть судит. А когда вернутся наши, то и другие судилища заработают. Не отвертятся, всем воздастся.

Он откинул крючок и вошел в парную. Там царил раскаленный ад. Дышать горячим воздухом было невозможно. Шперлинг перестарался.

Голые тела еще подавали признаки жизни. Стонал сравнительно молодой немец с мутными глазами. Второго пришлось отодвинуть ногой: он полз к выходу, поднял голову, снова уткнулся в пол. Плотный фриц, в годах, с «монастырской» плешью, обрамленной седыми волосами, скорчился возле бака с холодной водой – видимо, пытался облиться, чтобы хоть как-то выжить в этом пекле, но это не помогло. Сил подняться не было, он картинно держался за сердце.

– Фу, жарко тут, – сунулся за Шубиным Вартанян. – Нормально попарились гости?

– Да, все довольны. Холерыч… тьфу, Халевич, – берите с Арсеном этого кренделя, тащите в предбанник, да нежнее, чтобы голову о порожек не разбил. Голова у него ценная, жалко, если потеряем.

– А ничего, что он голый? – насторожился Халевич.

– Мы еще и брезгливые? Вы за ноги тащите, отвернитесь, если такие стеснительные.

– А этих? – деловито осведомился Вартанян.

– А эти пусть лежат, они еще не закончили. Шперлинг, еще дров подкинь, прохладно становится.

Майора потащили за ноги, он лопотал бессвязные фразы, вращал глазами. Курганов отодвинул стол, освобождая место, женщин загнали в угол и приказали не дышать. Майор ворочался на полу, блеял и пускал слюни.

– Простыней прикройте, – поморщился Глеб. – Это действительно противно…

Майор вдруг дернулся, издал душераздирающий рев и схватил за ноги Курганова. Ахнули бабы. Боец не растерялся, врезал фрицу в челюсть мозолистым кулаком. Последствия оказались плачевными: посыпались зубы, треснула кость. Майор откинул голову, застонал.

– Тебя просили? – разозлился Шубин. – Теперь сам его допрашивай.

– Виноват, товарищ лейтенант, – смутился Курганов, – но я по-немецки три слова знаю, да и те… А сами бы вы как поступили? О, свят… – Курганов отшатнулся, когда немец с перекошенным лицом снова потянулся к нему.

С большим трудом удавалось сохранить серьезность. Даже женщины хихикали. Майор тяжело дышал, глаза воровато бегали. Вражеские интимные подробности худо-бедно укрыли простыней.

– Вы кто? – прохрипел офицер. Он сильно шепелявил, с губ сползала пена вместе с зубной крошкой.

– Операция «Милый друг», герр Оффенбах, – объяснил Глеб. – Вас приветствует советская разведка. Предлагаю поговорить.

– Мне не о чем с вами говорить… Я не разговариваю с русскими ублюдками… Немедленно меня отпустите, дайте одеться и освободите моих товарищей… Вы поступили подло и трусливо, заперев нас в этой чертовой бане…

– Вы правы, герр майор, мы поступили некрасиво, но кто сказал, что вы имеете право нас судить? Не хотите разговаривать? Дело хозяйское. Ребята, а ну, давайте его обратно в парную!

Сильные руки схватили немца за конечности. Майор задергался, исказилось лицо в нечеловеческом страдании.

– Нет, я вас прошу, не надо туда, я буду говорить…

– Надо же, – почесал загривок Шперлинг. – Даже не знал, что у русской бани такие целебные свойства.