Тайна Рио де Оро

— Мильрейс — вот хорошая вещь, а восхищение — это чуждое понятие в здешних лесах… Будем реалистами! Выразив свой восторг, вы много потеряете.

— Не понимаю.

— У бабы все перевернется в голове, и она перестанет работать…

Мы разговариваем, разумеется, по-польски. Женщина, стоя рядом, внимательно присматривается к нам. Ее спокойные глаза следят за выражением наших лиц.

— О чем говорите? — спрашивает она Пазио.

Мой товарищ отвечает без промедления:

— О твоих корзиночках: они неплохие, но очень дороги…

— Подлый врун! — ругаюсь я по-польски, уже не на шутку начиная сердиться.

— Так надо. Это единственный способ повлиять на них, — тоже по-польски невозмутимо отвечает Пазио.

Слова Пазио огорчают женщину. Лицо ее остается таким же, но в ее голосе я улавливаю какое-то злое ехидство, когда она спрашивает меня:

— Для чего сеньор скупает столько плетенок? На продажу?

— Что ей ответить на это? — обращается ко мне Пазио.

— Только правду и ничего больше.

— Так что же все-таки говорить?

— Что я покупаю эти вещи на память. Хочу забрать их с собой в Польшу и украсить ими мой дом, чтобы они напоминали мне гостеприимность этой женщины… Все, баста!

По глазам моего друга я вижу, что ему не хочется переводить такой ответ. Пазио полагает, что он слишком сложен для умственных способностей индианки, но ему все-таки приходится переводить его женщине. На этот раз Пазио ошибся: жена капитона отлично понимает меня. Лицо ее освещается улыбкой.

— Это правда? — обращается она непосредственно ко мне.

— Правда! — отвечаю ей по-португальски. — А твои плетенки совсем недороги…

На бронзовом лице женщины выступает яркий румянец цвета корицы, глаза светятся радостью. Она вручает мне плетеную сумку и просит, чтобы я принял ее как подарок на память.

Мы застигнуты врасплох. Пазио делает удивленную мину, я же растроганно благодарю женщину. Сумка так красива, что я не могу оторвать от нее взгляда.

Замечаю одну, хоть и маленькую, но неприятную деталь. На конце сумки перемычки соединены между собою шнурком, таким, какие обычно продают в немецкой венде в Кандидо де Абреу. Толстый шнурок «Мейд ин Джомени» производит неприятное впечатление в этом шедевре индейского искусства. Я прошу Пазио, чтобы он осторожно обратил внимание женщины на то, что ее подарок будет для меня еще более ценным, если она вместо шнурка использует нити из лианы сипо, которая растет в джунглях на Марекуинье и обычно употребляется для таких работ.

Жена Моноиса считает мои слова шуткой и смеется. Когда же Пазио разъясняет ей, что это вовсе не шутка, женщина добродушно высмеивает нас. Пазио не сдается: он долго и сложно объясняет ей суть дела. Женщина уже перестает смеяться, теряет терпение и заявляет:

— Ты говоришь непонятные и безрассудные вещи. Шнурок, купленный в венде, более красив, чем сипо, найденное в лесу.

— Чужеземный сеньор говорит обратное! — защищается Пазио.

— Потому что чужеземный сеньор не знаком с этими делами. Прежде мы связывали перемычки с помощью сипо, но теперь употребляем шнурок — он красивее.

— Сеньор хотел бы иметь сумку, сплетенную по старому способу.

Женщина хмурится. В глазах ее отражаются обида и упорство.

— Переделывать не буду! — решительно говорит она.

Пазио видит, что разговор принимает совершенно нежелательный оборот и, пытаясь найти какой-нибудь выход, с самыми добрыми намерениями предлагает женщине щедрую плату, если она заменит шнурок на лиану сипо. Но он не берет во внимание утонченности натуры индианки и ее оскорбленной гордости. Индианка бросает:

— Вы, что же, смеетесь надо мной с этим вашим сипо?

— Ты напрасно подозреваешь нас!

— Я пришла с подарком, значит не требую платы. Но раз вам не нужна плетенка со шнурком, я забираю ее.

И оскорбленная женщина удаляется.

— Нужна, нужна! — кричит Пазио. — Давай плетенку такой, какая она есть…

Тогда женщина оборачивается и с враждебным блеском в глазах бросает нам:

— Лжете! Вам она не нужна и вы ее не получите!

Не помогают ни уверения, ни клятвы. Прекрасная сумка потеряна, по крайней мере пока. Я не слишком виню Пазио за его ошибку. В прииваинских джунглях деньги, к сожалению, играют почти ту же роль, что и в городах. А то, что в данном случае их всевластие не проявилось, свидетельствует лишь о высоком уровне духовного развития индианки и исключительной тонкости ее натуры.

Пир в лагере

Бразильские товарищи пристыдили нас, поляков. Мы не выдержали дождя в лесу и вернулись в лагерь с пустыми руками. А они остались и подстрелили тапира. Лопес Кастильо захватил зверя врасплох возле шупадора и молниеносно всадил ему в брюхо шесть пуль из своего крупнокалиберного «Смита». Тапир свалился на месте. Это самец, весящий вероятно центнеров пять, на его спине видны старые следы когтей ягуара. Четвертую часть туши охотники приносят в тольдо, остальное мясо прячут в лесу.

Анта в лагере — это сытость, смех, радость и всеобщее веселье. Я достаю бутылку водки из своих запасов, и мы пьем за здоровье удачливого стрелка. Вызываем из хижины Тибурцио, чтобы угостить и его.