В аристократических кругах сохранились симпатии к России в духе старой бисмарковской политики; этому способствовала и вышедшая в 1938 г. в Швейцарии книга немецкого философа (женатого на русской эмигрантке) В. Шубарта "Европа и душа Востока" [27]. Для традиционно-консервативных немцев-христиан Гитлер был едва ли не язычником… Наиболее оппозиционные круги, к которым примыкали также дипломаты (бывший посол в Москве В. граф фон дер Шуленбург), банкиры и промышленники (в Германии не была запрещена частная инициатива), отчаявшись повлиять на фюрера, устроили на него 20 июля 1944 г. покушение (неудачное; сотни человек были казнены)…
Именно с такими немцами искали сотрудничества как эмигранты, так и ген. А.А. Власов, считая, что известный компромисс допустим, а освобожденная от коммунистов Россия не даст себя поработить иноземцам. Но Гитлер, как и его ближайшее партийное окружение (Розенберг), отвергали саму мысль о союзе с русскими. Правда, в немецких войсках, по инициативе военачальников, были разрешены небольшие части из русских добровольцев, общей численностью до миллиона человек [29], но их стали называть "Русской Освободительной Армией" (РОА) лишь в целях пропаганды, для поощрения перебежчиков (разбрасывались соответствующие листовки над советскими позициями). В действительности эти мелкие части подчинялись немецкому командованию и не имели никакого отношения к созданной позже армии Власова.
Цель Гитлера была превратить «унтерменшей» — славян в рабов, а Россию в колонию. Произвол на оккупированных территориях и бесчеловечное обращение с пленными невозможно было скрыть. Тем самым Гитлер придал войне — в глазах советской стороны — характер Отечественной, и на стороне защищавших коммунистический режим оказалась своя важная правда: они защищали родную землю. Их героизм, их жертвы — навсегда останутся в русской (а не только советской) истории.
На этом и сыграл Сталин, привлекший к делу обороны уцелевших епископов и даже восстановивший в сентябре 1943 г. патриаршество. Но неужели можно обвинять зарубежных епископов в "услужении Гитлеру" за то, что они, собравшись в октябре 1943 г. на совещание в Вене, не признали такую процедуру назначения Патриарха канонической?.. За то, что они не поверили в патриотизм коммунистической власти,[14]
еще недавно сатанински преследовавшей Церковь? Все помнили, что не кто иной, как Сталин объявил "безбожную пятилетку", после которой к началу войны во всей стране службы совершали лишь 4 архиерея и оставались открытыми несколько сот храмов…Кстати, одновременно это Венское совещание направило докладную записку германскому правительству с критикой его политики на оккупированных территориях в России; никаких приветствий Гитлеру и его правительству не было [30]. И во время богослужений в Зарубежной Церкви молились не о "победе Гитлера", а о "помощи Божией для освобождения Родины от большевицко-коммунистического ига" и о прекращении войны: "Еще молимся о еже утолити вся крамолы, нестроения, раздоры же и кровопролитные брани, грех ради наших сущия, и прекратити вскоре брань, и мир всему мipy даровати… [31].
Для Русской Зарубежной Церкви и в годы войны главными были не политические соображения, а духовные. Она не имела доступа к соотечественникам на родине, но не могла оставить на произвол судьбы миллионы русских людей, оказавшихся к западу от линии фронта. Она не могла быть равнодушной к их надеждам и усилиям, к их выбору меньшего зла.
Прежде всего она старалась спасать советских пленных, от которых Сталин отказался как от "изменников Родине". СССР отказался подписать международную конвенцию о гуманном обращении с пленными, — предоставив Гитлеру морить их голодом на законном основании. В то время как пленные западных армий содержались в сносных условиях, под опекой Международного Красного Креста, — советские умирали с голоду. К лету 1942 г. их погибло около 2 миллионов человек; лишь после этого, благодаря протестам адмирала Канариса, фельдмаршала фон Бока и других военачальников, русских пленных стали лучше кормить и использовать в качестве рабочих.
Для помощи пленным эмигранты с самого начала войны устраивались на работу в соответствующие немецкие учреждения. Кромиади, работавший в одной из распределительных комиссий, описывает, что эта проблема "подняла на ноги всю русскую эмиграцию. Вопрос о помощи военнопленным стал в эмигрантской среде самым животрепещущим вопросом; священники с амвона призывали свои паствы к оказанию помощи братьям, погибающим в неволе, а общественные деятели создавали комитеты по сбору пожертвований и продолжали это дело до самого конца войны… у лагерей военнопленных целыми днями маячили мужчины и женщины, пытаясь улучить момент, чтобы передать пленным принесенное" [32].