— Председатель содружества — Адриан Хрящ, — писатель, игравший некоторую роль в эпоху первых декадентов, издатель журнала «Вымя музы», который вы, вероятно, помните, если интересовались новой российской словесностью в гимназические годы.
Выговорив эту фразу без передышки, он дважды нажал кнопку звонка.
На белой эмалированной вывеске — Агнесса Иулианов-на Хрящ — уроки музыки. Звонок зазвонил меланхолическим стеклянным звоном и дверь открыла маленькая, тихая старушка, сказавшая только слово «привет».
Весьма обыкновенная передняя. В ту минуту, когда Густав Корн снимал непромокаемое пальто, Пирамидов успел ему шепнуть:
— В смысле субсидии ориентируюсь только на легко реализуемые ценности.
И они вошли в дверь, похожую на дверцу шкафа.
Низкая просторная комната, какие бывают в старых флигелях с мезонином, овальный стол, задрапированный бархатом, канделябры-семисвечники и острые язычки пламени от свечей, отражающиеся в полированных плоскостях шкафов красного дерева.
Если определить на глаз, в комнате было не более двенадцати человек, не считая тех, которые сидели на широких низких диванах. Борис Пирамидов обратился к бритому человеку в высоком глухом воротнике и старомодном галстуке, сидевшему в кресле вплотную к столу.
Лицо этого человека с приблизительной точностью воспроизводило дагерротипы середины прошлого века.
— Привет…
Это имело вид ритуала, — все во всех углах комнаты ответили, как эхо:
— Привет.
И лысые головы пожилых людей наклонились и снова откинулись, застыв в благоговейной неподвижности.
Корн и Пирамидов сели, причем Корн увидел рядом с собой единственную сильно декольтированную женщину неестественной бледности и худобы, в старомодном бархатном платье, с искусственной орхидеей у пояса.
Пирамидов положил руку на стол и произнес тоном, к которому располагала манера присутствующих:
— Все ли здесь друзья?…
Отрывистая декламация председателя:
— Друзья или друзья друзей.
Пирамидов вынул из портфеля две рукописи. Одна была — манускрипт Стржигоцкого, другая — пачка листов, переписанных на пишущей машине.
— Слово?…
— Слово…
И, простирая руку вперед, Пирамидов с интонацией актера, играющего в пьесах Метерлинка, сказал:
— Прежде, чем развернуть перед друзьями тайну тайн, сон снов, явь явей, — слово…
Несколько освоясь с тоном, который был здесь принят, Корн вынул из бокового кармана автоматическое перо. По привычке он сразу решил отмечать на бумаге все, что стоило запомнить. Под рукой не было бумаги, но он нашел в кармане конверт Североэкспортного банка. Неделю он носил с собой это письмо, не успевая распечатать и прочесть— копия текущего счета или что-нибудь в этом роде. Ничего интересного.
— Вот мы, которым рок вложил в руки тайну. Простыми и грубыми словами записал все, что знал, некто, имевший многие имена, и простыми словами изложил тайну я
— смертный, которому суждено открыть ее друзьям, городу и миру. Во имя священных лотоса и треугольника начну.
Он положил перед собой рукопись, переписанную на машинке.
«Во имя священных лотоса и треугольника, начинаю. Подробная повесть о докторе Симове, о египетской принцессе Аминтайос, что значит «дар Амона», и о ее явлении людям».
ЛУЧИ ДОКТОРА СИМОВА
«Если же кто-нибудь найдет что-либо из выше сказанного невозможным и неисполнимым, я совершенно готов произвести опыт или в вашем парке или в любом месте, угодном вашей светлости, которой я доверяю себя с нижайшим почтением».