Тайна серебряной вазы

– Только революционных попугаев нам и не хватало! Быстро, негодницы, признавайтесь, у каких-таких террористов-бомбистов вы взяли эту противную птицу! Думали обмануть меня баснями про князя? Это ж надо такое придумать – попугай князя Ордынского!

– Милая Елизавета Викентьевна, – раздался в наступившей тишине голос Полины Тихоновны. – Самое смешное, что такой князь, действительно, есть. То есть был. И особняк его не очень далеко от нашей с Климом Кирилловичем квартиры.

Все молча уставились на попугая, который соскочил с жердочки и начал поддевать клювом пустое блюдце на дне клетки.

– Да еще и Клима Кирилловича арестовали, – вздохнула Елизавета Викентьевна. – Как арестовали? За что? – в один голос вскричали вскочившие с дивана барышни.

Глава 10

Утром этого же дня в наидурнейшем расположении духа шеф сверхсекретного бюро Департамента полиции подходил к полицейскому участку, где его должны были ждать следователь Вирхов и оставленный – для раздумий и избавления от спеси – подозреваемый доктор Коровкин. Вчера он так и не признался в том, что в рождественскую ночь в булочной Ширханова что-то нашел в пеленке подброшенного младенца и скрыл от следствия. Господин Пановский отдал распоряжение оставить упрямого доктора, надменно отвечавшего, слишком надменно и независимо. Сам же не очень-то горел на службе: велел снять с доктора все антропометрические данные по методу Бертильона, сфотографировать и приобщить данные к картотеке. Оба злобно и молча отреагировали на указание Пановского, что и неудивительно – доктор, конечно, не очень походил на преступника, но Пановскому хотелось побольнее досадить ему за чванливые ответы.

Видите ли, они сильно оскорбляются от незаслуженных подозрений! Паршивая в России интеллигенция, паршивая, так и норовит поперек власти гнуть свое... Не доведет это до добра. Тем более что университеты размножают подобную заразу в ужасающих размерах... Как будто забыли, к чему анархические штучки ведут: двадцать лет назад ни за что ни про что бросили бомбу в лучшего Государя – и ничему не научило их кровавое преступление, продолжают народ мутить... Ох, дождутся-доиграются...

С мрачными мыслями господин Пановский вошел в приемную, рявкнул вскочившему письмоводителю: «Очистить помещение, черт возьми!» Письмоводитель зашипел на сидящего в углу посетителя мещанского вида, замахал руками в сторону дверей, потом бросился к кабинету Карла Иваныча Вирхова, открыл дверь и торопливо сказал:

– Господин следователь, к вам господин Пановский. Просят всех посторонних удалиться.

Пановский отстранил испуганного письмоводителя от двери и прошел в кабинет Вирхова, остановился посередине и, покачиваясь на длинных кривоватых ногах, уставился, раздувая ноздри, на сидевшую в кабинете женщину, – худощавую, неброско одетую, держащую себя с достоинством столбовой дворянки. Женщина поднялась со стула, попрощалась с Карлом Иванычем и прошла мимо Пановского, как мимо пустого места.

Шеф сверхсекретного бюро прошел вперед и сел за стол следователя. Положив перед собой портфель, он нажал кнопку электрического звонка и, когда в дверях появился подобострастно улыбающийся письмоводитель, скомандовал:

– Срочно доставить в кабинет на допрос задержанного Коровкина.

Письмоводитель скрылся.

Пановский достал из папки протоколы и отчеты, которые вчера к ночи принесли ему агенты, посетившие еще вчера, вместе с ним, уже ближе к вечеру, Востряковых. Шеф сверхсекретного бюро сам тщательно осмотрел дурацкую витрину и, в первую очередь, корзину, колыбель... Поиски в витрине – ее с заметным нежеланием открыл мрачный управляющий, помрачневший еще больше, когда Пановскии уронил во время осмотра ослика на колыбель, – результатов не дали. Агентов Пановский оставил там для более пристрастного опроса управляющего ширхановской булочной, его жены и прислуги. Утром, в своей конторе, Пановский внимательно изучил отчеты агентов – никаких противоречий в показаниях он не нашел. Но не мешало еще раз свежим оком взглянуть на бумаги перед допросом доктора.

Клим Кириллович, проведший в кутузке полицейского участка новогоднюю ночь, в сопровождении полицейского вошел в кабинет Вирхова. Следователь стоял у окна с безучастным видом.

– Ну что, милостивый государь, – сказал Пановский, упиваясь своей властью, – одумались? Небось в своей чистой постели ночевать-то лучше, чем здесь? Очень советую чистосердечно признаться. Сами видите, дело серьезное,

– Я готов помочь следствию, если вы утверждаете, что это дело государственной важности, но я совершенно не понимаю, о чем идет речь. Вы ищете медальон? Медальона на шее ребенка не было, в пеленке я тоже его не видел.

– Если вы взяли то, что было вместе с ребенком, вы прекрасно представляете, о чем речь.

– А вы уверены, что эта вещь там была?

– С большой вероятностью, – неуверенно сказал Пановский, вспомнив про ненайденный тайник в кабинете князя Ордынского, и повторил, – с очень большой вероятностью.