Два крошечных колесика шатались и скрипели от натуги. Да и сам младший констебль Джон Дилби шатался и скрипел — зубами и, казалось, даже внутренностями.
Его самокат прыгал по кочкам, качался из стороны в сторону, но упорно продолжал двигаться.
Джон отталкивался ногой, которая по ощущениям уже давно перестала быть, собственно, ногой и превратилась в сбитень, стоптень и еще в мозолень. Руки в форменных перчатках крепко сжимали руль, и все равно он то и дело норовил вывернуться. В какой-то момент самокат будто бы ожил и принялся показывать свой норов.
Джон потел, шморгал носом и отчаянно боролся с головокружением. И несмотря ни на что продолжал преследование.
— Не упустить… не упустить… — срывалось с дрожащих губ.
Не упустить Человека-блоху было неимоверно сложно, ведь тот прыгал по крышам, в то время как сам констебль, не разбирая дороги, колесил за ним через Фли.
Джон полагал, что четырехрукий монстр попытается затеряться в глубине трущоб, но тот задумал нечто противоположное. Человек-блоха держал свой путь не куда-нибудь, а в Тремпл-Толл.
В Саквояжный район вел лишь один мост — мост Ржавых Скрепок. Очевидно, бывшему цирковому прыгуну перепрыгнуть канал Брилли-Моу было не по силам. Джон успел увидеть, как тот спустился под мост и пополз, цепляясь за стропила всеми своими шестью конечностями.
Не останавливаясь, младший констебль заехал на мост и поколесил вдоль трамвайной линии. Где-то внизу полз Человек-блоха…
У харчевни «Подметка Труффо» стояло несколько нетрезвого вида типов. Завидев Джона, они завопили, заулюлюкали и все, как один, демонстративно сняли шляпы — вовсе не в знак уважения, но напротив, с вызовом и насмешкой: в Тремпл-Толл появляться на улице без головного убора было запрещено, но младший констебль сейчас и не подумал останавливаться.
Преодолев мост, он выехал на улицу Файни. Человек-блоха оказался в Саквояжном районе быстрее него — он запрыгнул на уличный фонарь, а с него — на крышу ближайшего дома.
Джон свернул в переулок и помчался следом. В голове стоял гул, в животе мутило, но младший констебль все гнал и гнал по мостовой следом за быстро отдаляюшимся Человеком-блохой.
Он не знал, что станет делать, когда нагонит его, но сейчас об этом и не думал.
Улица, переулок, сквозной проход через дом и двор-колодец… Колесо угодило в выбоину! Проклятье! Вытащить… продолжить преследование…
Джон не обращал внимания ни на что кругом, а между тем вокруг появилось много прохожих. Зазвенел трамвай. Из рупоров уличных вещателей раздавалось оповещение о том, что дирижабль «Бреннелинг» готовится к отбытию в Старый центр…
Погоня привела младшего констебля на Чемоданную площадь.
Задрав голову, Джон увидел, как Человек-блоха перепрыгнул с крыши пневмопочтовой станции на купол здания вокзала. После чего пополз по нему, а затем прошмыгнул в большое круглое окно возле часов и скрылся из виду.
— Будь я проклят! — воскликнул младший констебль. — И что тебе там нужно?
Впрочем, раздумывать об этом времени не было.
Джон направил самокат в переулок у здания вокзала. Соваться внутрь через парадные двери ему совсем не хотелось, и у того было две причины: первая — это вокзальный констебль мистер Бэнкс, и вторая — это его напарник вокзальный констебль мистер Хоппер. Обе эти личности могли помешать его делу, так как славились не только злобой, но и крайней недалекостью: чего только стоят их бесконечные неудачные попытки дослужиться до повышения и получить новенькие паровые самокаты.
Проехав под аркой, младший констебль увидел зеленую дверь, над которой висела вывеска:
Его тут же окатило из рога граммофона слезливым, сиропным романсом о потерянной любви — старый добрый репертуар миссис Громбилль, от которого у всех прочих, кроме самой смотрительницы, сводит скулы.
В «Бюро пропавших вещей» горела одинокая лампа, по сторонам от узкого прохода громоздились деревянные стеллажи, забитые всем тем, что теряли люди в Саквояжном районе. Рядом со шляпами, перчатками и зонтиками соседствовали совсем уж необычные предметы, наличие которых здесь вызывало больше вопросов, чем содержало ответов: чучело рыбы-меч, автоматон, мумия из Хартума, плотоядное растение в горшке и связка сушеных и сморщенных собачьих голов. На стуле в глубине помещения храпел потерянный человек.
У стойки происходил спор.
Там топтался, потирая руки, небезызвестный в узких кругах — Джон не сдержался и поморщился — Шнырр Шнорринг. Бродяга пыжился, потел и пускал слюни в попытках доказать, что некий женский клатч с бахромой принадлежит именно ему.
Миссис Громбилль, тучная престарелая дама, разумеется, не верила ни одному слову бродяги и тыкала в него тростью.
— Убирайся, Шнорринг! — утомленно восклицала миссис Громбилль. — Ты и правда думаешь, что я тебе выдам потерянный предмет?
— Но этот клатч принадлежал моей бабушке!
— Ну и кому ты врешь?! Нет у тебя никакой бабушки!