Иногда под крылом неожиданно возникали извилистые, длиной в несколько десятков километров, зловещие ущелья — каньоны. Иногда каменистые холмы сходились вместе, образуя своими гигантскими террасами правильные амфитеатры и цирки.
…Вот среди тайги проглянули домики-чере<нрзб>. Это была «северная алмазная столица».
Перебравшись в поселок через речку по <нрзб> деревянному мостику (потом мне сказали, что это единственный во всем якутском Заполярье мост), я отправился искать геолога Щукина. В главной конторе партии мне указали на обитую войлоком дверь.
— Вот кабинет Владимира Николаевича.
Я открыл дверь. Комната была пуста. На столе, на листах бумаги, исписанных угловатым почерком, лежала груда каких-то камней. В углу стояли сапоги, на каждом из которых было пуда по два грязи.
Я ждал Щукина до самого вечера. В комнату все время заглядывали незнакомые люди и говорили, что Владимир Николаевич будет через десять минут. Потом выяснилось, что геолог Щукин ушел на три дня в тайгу, проверять открытую недавно геофизиками кимберлитовую трубку. Мне любезно показали его дом и предложили пожить в нем до возвращения хозяина.
Дом Щукина был похож на шахматный клуб. Во-первых, было очень много книг по теории шахматной игры, во-вторых, все было заставлено шахматными досками и фигурами. Пешки и легкие фигуры встречались в самых неожиданных местах. Одного черного коня я нашел даже в начатой банке сгущенного молока.
Щукина не было пять дней. На шестую ночь меня разбудила тихая возня. По комнате, раскладывая на полу спальные мешки, бесшумно двигались какие-то тени. Увидев, что я проснулся, тени, как по команде, юркнули в мешки и затаились.
Проснувшись утром, я увидел, что загадочные ночные тени сидят за столом и пьют из консервных банок чай. Все «тени» оказались Молодыми, плечистыми, добродушными геологами с веселыми, но уставшими лицами.
Щукина я узнал сразу. Он был меньше всех ростом, и его выдавала прическа. По сравнению с фотографией, которую мне показывал профессор Одинцов, она совсем не изменилась.
Разговор наш был короток. Узнав, что меня интересует, геолог Щукин заявил, что через несколько часов он снова отправляется в тайгу и что его путь на этот раз полностью совпадает С тем прошлогодним маршрутом, о котором говорил мне Одинцов. Если я не возражаю, то можно ехать вместе.
В полдень у крыльца щукинского дома стояли два оседланных оленя, а мы с Володей (отбросив условности, мы сразу перешли на «ты») готовились к дальней таежной дороге: натягивали непромокаемые брезентовые робы, прикрепляли к соломенным шляпам черные противокомарные сетки и мазали лицо и руки мазью от мошкары. Здесь, на севере, мошкары было больше, чем в Нюрбе.
Вскинув на плечи рюкзаки, мы вышли из дому. Олени, несмотря на малый рост и внешнюю хилость, взяли с места довольно резво, но рысили чересчур тряско, словно хромали на все четыре ноги.
Через несколько часов мы свернули в тайгу и поехали шагом по пушистому белому мху ягелю. Олени начали проваливаться, нам пришлось слезать с них и тащить за собой на поводу.
— Вот как раз по этим местам и шел наш отряд, — начал Володя. — Было это ровно год назад…
Открытая Ларисой Попугаевой первая кимберлитовая алмазоносная трубка «Зарница» была «учебным полигоном» для молодых геологов Амакинской экспедиции, занимавшихся детальной доразведкой трубки. Вместе с другими работал на «Зарнице» и выпускник Свердловского университета комсомолец Володя Щукин.
Зиму 1955 года жили в тайге на самой «Зарнице» в белых полотняных палатках. Морозы доходили до шестидесяти градусов. Спать ложились в меховых шубах, в рукавицах и валенках. Днем работали молча: говорить было трудно. Слова, шелестя маленькими ледяными шариками, в буквальном смысле слова, примерзали к языку.
Как только сошел снег, Щукин стал отрабатывать методику поиска кимберлита по пиропам. Он завязывал глаза и уходил в тайгу на десять-пятнадцать километров. Обратно дорогу к трубке искал по красным зернам пиропа. Володя поставил перед собой задачу — найти за один летний полевой сезон как можно больше кимберлитовых трубок. К началу лета Володя узнавал кимберлит на ощупь.
Еще зимой, готовясь к маршруту, Щукин поставил на своем будущем пути три лабаза с продовольствием и снаряжением. Весь маршрут был продуман им до последнего шага. В пути не должно было быть никаких неожиданностей.
Тщательная организация и четко отработанная методика сыграли свою роль. Выйдя в маршрут, Щукин сразу же «напал» на пиропы и пошел по ним, как по выложенной кем-то подземной тропинке, делая в день по двадцать-тридцать километров. Если учитывать, что по дороге нужно было еще брать образцы пород и промывать рыхлые породы, то для полярной, заболоченной, покрытой мхами и лишайниками тайги это были очень высокие темпы.
На пятый день пути Щукин вышел на необозначенный на карте ручей, сплошь усеянный пиропами. Исследовав содержание пиропов в ручье, Володя сказал:
— На левом берегу должна быть кимберлитовая трубка…