Тайна сибирской платформы

Услышав первые выстрелы на околице села, Павел Иванович (он уже несколько месяцев не поднимался с кровати) послал уборщицу Марфу к командиру нюрбинских коммунистов якуту Васильеву.

— Пойдем, очень надо, — говорила Марфа Васильеву, сударской Пашка очень просит прийти.

Когда Васильев вошел в комнату Лугова, Павел Иванович достал слабой рукой из-под подушки картонную папку, крест-накрест перевязанную бечевкой, и протянул якуту.

— «Го-род Я-кутск. Рев-ком», — по складам прочитал Васильев.

— Обязательно доставьте по адресу, — шепотом сказал ссыльный.

Отряд Крюкова разбил маленькую группу защитников Нюрбы. Спаслось только несколько человек. Забрав запас продовольствия и лошадей, белогвардейцы ушли вверх по Вилюю.

…Спустя месяц на старом нюрбинском кладбище хоронили ссыльнопоселенца Павла Лугова. Простой, некрашеный гроб стоял у края неглубокой могилы. Вокруг него расположились ребятишки, которых Павел Иванович учил русской грамоте. Тут же стояло несколько взрослых якутов. Лица их были бесстрастны. Подслеповато моргая, они молча смотрели на покойника.

Павел Иванович лежал в гробу подтянутый, помолодевший. На губах его застыла радостная улыбка. Он словно благодарил всех за то, что никто не помешал ему обрести это спокойствие, к которому он стремился так долго.

Якуты стали забивать гроб. От стука молотков с соседних могильных холмиков с криком поднялось в воздух кладбищенское воронье. Птицы долго кружили в чистом голубом небе до тех пор, пока люди узкой цепочкой не потянулись с кладбища. Тогда они опустились на старое место, а одна даже ухитрилась примоститься на новый деревянный крест, на котором чернильным карандашом было нацарапано: «Пашка сударской хороший был человек».

Сидевшая рядом с крестом якутка замахала рукой, и ворона, обиженно каркнув, улетела. Марфа — это была она — посидела на свежем холмике еще немного, а потом поднялась и пошла домой. Она торопилась прибрать в комнате покойника, пока на службу не пришли все члены нюрбинского комитета бедноты, заменившие чиновников инородной управы.

Марфа быстро шла по берегу Вилюя: Ветер гнал по реке свинцовую рябь. На противоположном берегу глухо шумела тайга. Незакатное северное солнце посылало на землю косые холодные лучи. А над тайгой, над Вилюем, над кладбищем, над новым деревянным крестом — надо всем миром висело ничем не омраченное, прозрачное голубое небо.

Глава третья

ВСЕ ДОРОГИ ВЕДУТ НА ВОСТОК

Ночь в аэропорту

Звездной июльской ночью лета 1956 года я сидел в зале ожидания Внуковского аэропорта и с тоской поглядывал на минутную стрелку больших стенных часов, которая, как мне казалось, двигалась по циферблату слишком медленно даже для такого неповоротливого существа, как минутная стрелка.

Я летел в Якутию, на алмазные месторождения. В кармане у меня рядом с корреспондентским билетом лежала командировка и билет до центрального поселка Амакинской экспедиции, — она занималась в якутской тайге поисками и разведкой этого самого драгоценного, самого редкого на земле минерала.

Каких-нибудь два-три года назад безоговорочно считалось, что недра нашей страны очень бедны алмазами. Мы даже не догадывались, что имеем на востоке богатейшие запасы этого полезного ископаемого. В дни работы XX съезда Коммунистической партии страна узнала об якутских алмазах, обнаружение которых было названо с трибуны съезда «замечательным открытием последних лет». В Директивах по шестому пятилетнему плану съезд записал: создать в Якутии первые предприятия алмазодобывающей промышленности.

…Впереди лежал заоблачный путь в одиннадцать тысяч километров. Около сорока часов предстояло провести в воздухе, пересечь страну с запада на восток и, пролетев чуть ли не над всей Россией, приземлиться в далекой таежной Якутии, на берегу угрюмого Вилюя, в столице алмазного края.

За мою короткую журналистскую жизнь (после окончания факультета журналистики Московского университета я всего второй год работал в одной из центральных газет) это была у меня первая такая далекая командировка. Я очень волновался, боялся опоздать на самолет, приехал во Внуково на целых три часа раньше и теперь томился от безделья.

Высокий и гулкий зал аэровокзала был залит ярким электрическим светом. Через широко распахнутые двери врывался характерный звук хлопотливой авиационной жизни — нескончаемый, разноголосый рокот множества моторов. Был виден кусочек темного неба, на котором мерцали и перемигивались с землей далекие звезды. Из черной глубины аэродрома, как из погреба, тянуло влажным холодом и сыростью.

Моим соседом справа был суетливый мужчина в большой новой соломенной шляпе. Эта шляпа была ему явно велика. Она все время лезла беспокойному соседу на уши. Он поправлял ее каждые полминуты, вскидывая вверх голову, и обращался ко всем с одним и тем же вопросом:

— Вы не в Сочи? Говорят, там в этом году удивительно дешевый виноград.

Узнав, что я лечу совсем в другую сторону, он потерял ко мне всякий интерес и стал приставать к своему соседу справа:

— Нет, я не в Сочи. Я в Хабаровск, — ответил тот.