— Ну, — подтвердил Бодич, — как указывает сержант Мэйсл, Манар был одним из очень немногих известных нам людей, которым удалось взять верх над Феодорой. Она считалась, и считается до сих пор, наиболее коварной фигурой в западной истории, исповедующей макиавеллиевские принципы.
— Все же Манар совершил ошибку, открыв сыну имя матери, — напомнил Дэйв.
— Верно, — признал Бодич. — Однако он, надо полагать, был весьма любопытным типом. К сожалению, как и многие герои этой истории, Манар затерялся во времени, остался мучительной загадкой. Но подкупить Феодору, чтобы она доносила ребенка, было, вероятно, не слишком трудно. Она выросла в балагане. Пожалуй, ей только и требовалось, что крыша над головой, еда два-три раза в день, да, может быть, немного денег. Манар мог быть уверен, что подобная драгоценность ее соблазнит. Кроме того, надо думать, Манар заверил любовницу, что ребенок не будет ей обузой.
— Так, значит, существуют — или существовали — два перстня с аметистами, — заключила Мисси. — Но вы упомянули третий.
— Терпение! — Бодич глотнул кофе, снова перевернул страничку своих записей и прочел:
— Аудиенция у Феодоры.
XX
— Али с ним не пошел. Теодос приказал ему остаться, предвидя возможность предательства со стороны Феодоры. Оба они не сомневались, что никакая любовная связь при дворе Феодоры не могла остаться незамеченной, и, позволив Али спать с родственницей, Феодора просто снизошла к слабости своей прислужницы. Они были уверены, что с наследником трона дело могло обернуться совсем по-другому. В самом деле, через одну-две недели с начала их связи Али ощутил перемену в отношении к нему родственницы, которую та объясняла, как он пишет, противоречием его чувства благопристойности и недостаточной деликатности любовницы.
— В постели, он хочет — хотел — сказать? — уточнила Мисси. — В отношении сексуальных запросов?
— Почти наверняка.
— Подробностей нет?
— Подробностей нет.
— Ну-у, — протянули три разочарованных голоса в унисон.
— Али был обращен в христианство и допускал связь с родственницей лишь постольку, поскольку считал ее своим долгом. Теодосу, пишет Али, было известно о каждом шаге в этой любовной связи — как и Феодоре, конечно. Ослабевший интерес любовницы оповещал о начале махинации, которая должна была привести к встрече парня с матерью. Так что, вероятно, скромность Али была вызвана более соображениями интриги, чем его принципами.
— Агх-ха-ха!
— Как мне это нравится! — воскликнула Мисси.
— Г-господи? Хоть что-н-нибудь в этой истории делалось попросту?
— Дальше! — потребовала Мисси.
— Теодос получил аудиенцию у императрицы. Однако он хитрым способом обеспечил себе возможность выйти из дворца живым. Феодору окружали сотни верных до фанатизма придворных. Али особенно опасался… — Бодич сверился с записками, — ста двенадцати убийц-лесбиянок.
— Это на греческом так? — спросила Мисси.
Бодич пожал плечами.
— Цель перевода — открыть тайны культуры, заложенные в ее языке, передавая их иной культуре via
[14]ее собственного языка.Он изящным жестом продемонстрировал: снял воображаемую тайну с одной страницы и переложил на другую.
Мы уставились на него.
— Вы уверены, что вы коп? — спросила наконец Мисси, щурясь, как от яркого света.
— Взгляните на его ботинки, — сказал Дэйв. — Конечно, коп.
— Женская стража набиралась из рядов перевоспитанных проституток, которые жили в монастыре по ту сторону Золотого Рога, содержавшемся на деньги Феодоры, и были безраздельно преданы своей освободительнице.
— Так как же два мужлана из Александрии обошли сто двенадцать убийц-лесбиянок?
— По мановению руки Феодоры, — сказал Бодич, — но важно здесь, что Теодос вошел во дворец, и вошел один. Тем временем он приказал Али скрыться вместе с аметистовым перстнем.
— Ах-х так, — протянул Дэйв.
— Х-хороший ход.
— Но как же Феодора могла без перстня отличить настоящего Теодоса от поддельного? — спросила Мисси.
Впрочем, она тут же взглянула на меня и мы хором воскликнули:
— Третий перстень!
Бодич кивнул.
— Теодос был истиной копией своего отца, походил на Манара как «два глотка вина из одного кувшина», как убедительно выразился писец Али. Должно быть, Теодос очень походил на отца, каким тот был семнадцать лет назад. Феодора не могла не заметить сходства.
— Так что же с третьим перстнем? — настаивала Мисси.
— Парень пошел в отца. Видите ли, когда Теодос прошел в огромные бронзовые ворота дворца, при нем была копия аметистового перстня.
— Дубликат дубликата! — восхитилась Мисси.
— Оч-чень по-в-византийски.
Бодич поднял два пальца:
— Точная копия, за двумя ключевыми различиями. Форма камня и выделка оправы повторялись в точности. Дело было непростое, так что Али возвращается назад, рассказывая, как они с Теодосом разыскивали мастера, способного повторить перстень и при том не проговориться.
— Где же они его нашли?