Тайна скифской чаши

— Да, конечно. Я держал чашу в руках, а потом поставил её на место. Уходя из музея, я проверил, вместе с дежурным, сигнализацию. Всё было в порядке, уверяю вас. Со спокойным сердцем я отправился домой, и никакие предчувствия меня не мучили. Спал я спокойно. Около семи утра меня разбудил телефонный звонок. Дежурный доложил, что перед сдачей смены, делая утренний обход, он обнаружил пропажу чаши и вызвал милицию. Когда я прибежал в музей, в центральном зале уже работала следственная группа со служебной собакой. Но собака не смогла взять след. Мне сказали, что преступник воспользовался каким-то порошком отбивающим запах. На самой подставке, где стояла чаша, и внизу на полу, был рассыпан порошок серебристого цвета. Вот, пожалуй, и всё.

Антыхин помолчал немного.

— Следы обуви, отпечатки пальцев, утерянные предметы. Хоть что-нибудь из этого…

— Боже мой, как же я забыл, — спохватился Фейгин. — От фриза чаши отпала золотая фигура человека в плаще, она лежала на полу возле подставки. В спешке преступники, наверное, не заметили потери. Фигуру следственная группа забрала на экспертизу, и весь рассыпанный порошок собрала и…

— И на экспертизу, — закончил мысль Фейгина Антыхин. — Всё правильно. А фамилию эксперта вы, случайно, не помните?

— Как же не помнить. Фамилия у него царская — Романов.

— Это приятная новость, — повеселел Антыхин.

На недоумённый взгляд директора, ответил: — Опытный эксперт. Разберётся.

А сам подумал: «Хорошо, когда друзья в экспертах ходят».

Для порядка Антыхин ещё спросил: — Больше, значит, ничего интересного не заметили?

— Нет-нет, ничего, — печально покачал головой директор музея. — К сожалению, уникальная скифская чаша исчезла.

Фейгин умоляюще посмотрел на Антыхина.

— Неужели навсегда?

3 Чудом спасённый (до н. э.)

«Эксампей — священные пути»

Геродот.

Второй день Анахарсис шёл вдоль реки Эксампей, в честь которой и была названа вся местность. Скудная растительность навевала тоску, невыносимо хотелось пить. Анахарсис уже пожалел, что не взял с собой достаточного запаса воды, понадеявшись на своё умение легко переносить жажду. Но в этот день жара была, как никогда беспощадной. А, совсем рядом, призывно в лучах яркого солнца поблескивали воды реки, приглашая путника припасть потрескавшимися губами к своей поверхности. Но Анахарсис упорно шёл вперёд, даже не удостаивая взглядом соблазнительную соседку. Он знал, что на этом отрезке пути, вода реки Эксампей была невыносимо солёной. Здесь её русло проходило через богатейшие запасы соли, и даже берега реки были покрыты застывшими белыми кристалликами. Стараясь быстрей минуть это неприветливое место, Анахарсис ускорил шаг и лишь изредка останавливался, и внимательно смотрел себе под ноги в пожелтевшую траву. Огорчённо вздыхал и ещё быстрее шёл вперёд. Наконец, радостно вскрикнув, он опустился на колени и, вынув из бронзовых ножен кинжал, принялся обкапывать железным клинком сухую землю вокруг какого-то невзрачного растения. Выдернув стебель из земли, Анахарсис обрезал верхушку, а оставшийся маленький корень, ополоснув в солёной воде реки Эксампей, нетерпеливо вбросил в рот. Уже через мгновение, он почувствовал приятный мятный вкус. Скифский корень, некоторые называли его сладким, был полезен против удушья и сухого кашля, но мог также утолять жажду, если его постоянно держать во рту. Шаг Анахарсиса стал увереннее и легче, теперь уже ничто не отвлекало его от размышлений…

Жизнь скифов проходила в бесконечных войнах и тяжёлом труде. Но Анахарсис верил, что Боги дали жизнь человеку не только для этого. Не случайно же Боги создали человека, во многом, подобным себе. Да, человек никогда не сравняется с Богами, но он должен совершенствовать свой ум и душу, только тогда он будет угоден Небу, а возможно и сможет понять великий замысел Богов. Зачем человек? За что ему дарована жизнь? Анахарсис был уверен: человек не должен уподобляться зверям. С детских лет он отличался от сверстников.

— Убей врага! — чуть ли не в колыбели говорили мальчикам — скифам.

И они, едва научившись ходить, воинственно размахивали деревянными мечами. Но Анахарсис рос странным ребёнком. Он, конечно, как и другие дети, учился владеть оружием, но в учебных поединках Анахарсис никогда не мог ударить противника, и все синяки и ушибы доставались ему. А вот в джигитовке и скачках он не уступал лучшим наездникам. Как-то мать спросила его:

— Если тебя бьют, почему ты не отвечаешь тем же?

Отрок Анахарсис, удивлённо посмотрев на неё, ответил:

— Ему же будет больно, мама!

И тогда мать прижала сына к себе и заплакала:

— У тебя слишком доброе сердце. Ты никогда не будешь царём.