Тайна Спящей Охотницы

Охранник затормозил. Слева почти сплошным потоком неслись автомобили, и, чтобы выпустить князя, Кит, сидевший справа, вылез сам.

Всей деревни не было видно – она уходила от поворота, прямо под уклон, мимо густого старого леса.

Князь постоял меньше полминуты, повздыхал:

- «…и не обрела душа места своего», как в псалме царя Давида сказано… Все изменилось. Этого храма не было, - указал он на построенную у въезда в деревню новую церковь, на купола которой, он, выйдя из машины, первым делом перекрестился. – Все дома тоже другие. Только лес вечен и молчалив… А вот за ним, несомненно, была наша усадьба… Была да сплыла. Вернее улетела… А тут теперь шумно. Пахнет дурно, будто в грязном фабричном цеху, а не в деревне. Едем отсюда.

В машине он еще несколько минут не проронил ни слова.

- Заборы, заборы… Остроги… - наконец, тихо пробормотал он. – Верно Софи говорила: преисподняя с удобствами - вот и всё ваше будущее. Лучше в нем не жить… Мы-то росли в открытых горизонтах. На просторе. Дышать было чем…

И снова замолк.

А Кит подумал про восемнадцатый год: там тоже лучше никогда не жить… Может, и прав Председатель насчет чистки прошлого… хотя бы небольшой. И Кит не утерпел – спросил князя напрямую, в молчании дороги уже начиная опасаться, что сам князь ни за что и никогда не расколется, не расскажет, не раскроет жгучую тайну, разделившую брата и сестру:

- А как вы там, в Москве, догадались обо всем?

Он не сказал о чем, язык не поворачивался, и жуть накатывала… Наплывала на глаза та черная полынья в реке, стоило отпустить память с короткого поводка.

Князь сразу понял, о чем речь, сверкнул глазами.

- Я-то что… - шепотом ответил он. - Это полковника чутье не подвело. Он как глянул тогда Глотову в глаза, так и смекнул… Потом – все просто: попросился до ветру, мне подмигнул. Этот Глотов к нам конвой приставил – поручика. Так его полковник живо оглушил наверху – рука у него еще не ослабела с тех пор, когда сам допросы всяких бомбистов-террористов вел. Ну, а дальше, что было, сам знаешь… Полковник на каждом шагу себя проклинал, что как-то в феврале прошлого года… то есть семнадцатого… когда смута только началась, он на связи Глотова положился чрезмерно и однажды за мадерой сдуру прихвастнул ему о своих тайных сношениях с будущим… Вроде как захотел своим могуществом поразить Глотова и заставить его надеяться в случае чего на сверхъестественную помощь. Показал ему волшебные картины в подвале… да вот и о тебе сбрехнул. Мол, есть такой талант, который любое оружие соберет… Глотов у него что-то еще выведал про будущее, это - несомненно. И заодно узнал про твою неуязвимость… по крайней мере для пуль… Возможно, и тех солдатиков успел тряхнуть, которые тебя на нашей явочной даче не дострелили. Умом-то этот Глотов подальше полковника оказался. Как уразумел, что нашим «Лебедем» большевиков не испугаешь, а ты чудо-оружия не изобретешь, так и решил на всякий случай того… ну, ты понимаешь… раз нашим помочь не сможешь, так, главное, чтобы к большевикам в руки не попал как орудие укрепления их власти и восстановления техники.

- Да я… - встрял было героически Кит.

А князь только здоровой рукой махнул:

- «Так не доставайся же ты никому!» - как в пьесе Островского. Помнишь «Бесприданницу»?

Кит не помнил… Эту пьесу он в школе не проходил.

- Коротко говоря, как все в России перевернулось, так полковника стали сомнения терзать, - продолжал князь. – Он Апокалипсис чуть не наизусть выучил. «Двойным агентом» себя называл, когда с нами тайно связался. Он так и сказал мне, когда мы автомобиль уже захватили: «Не знаю, чья правда вернее будет. Но только одно знаю наверняка: Бог мне грехи простит, если это чудо живым и невредимым сберегу»… Чудо – это ведь ты, между прочим.

- Ну, спасибо… - растерянно пробормотал Кит.

- Да ты не меня, ты полковника благодари, - грустно усмехнулся князь. – И за спасение… и за то, что тебя он сам же под монастырь и подвел… Пока по переулкам кружили, он все сокрушался, что заставила нелегкая и со своими воевать. «Царство, разделившееся в себе, погибнет», - так и твердил, как заклинание… Он, наверно, там костьми и лег, на мосту… И, знаешь, Никита, чует мое сердце, еще немало народу костьми ляжет, чтобы уберечь тебя и от своих, и от чужих.

Вот эту беду Кит, похоже, осознал сполна. «Красные» хотели его расстрелять, «белые» - утопить. Так теперь и будет веки вечные! Сначала попытаются привлечь на свою сторону, в свою правду и те, и другие, а потом на всякий случай будут стараться уничтожить, чтобы не достался никому. И свои теперь – вовсе не «красные» или «белые», а только… кто? Мама с папой да князь со своей командой. Получалось, против всего мира. Против прошлого и будущего! Это даже не триста спартанцев против огромной армии персидского царя!..

Вот какая она была бы - судьба и всех этих Бэтменов, Супременов и прочих супергероев, родись они в настоящей реальности. Их бы точно достали в конце концов и чужие, и свои. Навалились бы всем муравейником и разодрали бы в клочки все их красно-синие трико – на сувенирчики!