Во рту у Вивьен пересохло: ее аргументы остались втуне, все зря. Это должно было стать началом заката эпохи Изабеллы. Что происходит?
— У Изабеллы с вами больше общего, чем вы предполагаете. — У Адалины в запасе был еще один выстрел. — Вас обеих мучили мужчины. Обе были покалечены. Обе терпели боль и страдания. Обе делали все, чтобы выжить, и у обеих есть шрамы, подтверждающие это. Что произошло с женской солидарностью? С состраданием? Прочтите еще раз, что она написала. — Она протянула записку Изабеллы.
Вивьен была ошеломлена. С тех пор как она нашла то, что было спрятано во рту у рыбы, — а на самом деле с тех пор, как приехал Гилберт, в ней бушевал ураган, планы строились, менялись, разрастались, лопались, не было даже секундной паузы, чтобы осознать, что все это значит и к чему может привести. И вдруг все замерло. Изумительная сила духа Адалины, решимость, которой она никогда не предполагала обнаружить у горничной с мягкой улыбкой и прекрасными манерами, пробили брешь в системе, и ее уверенность и решимость стали исчезать.
Плечи Вивьен безвольно опустились. Боевой дух покидал ее.
— О, Лили… — Она поднесла руку к лицу. — Я так устала бороться.
Горничная обняла ее за плечи, и, когда Вивьен начала плакать, прижала к себе.
— Все хорошо, синьора… — Она погладила ее по спине. — Будет хорошо.
— Правда?
Адалина отстранилась и заставила Вивьен посмотреть на нее.
— Вы доверяете мне? — спросила она.
Вивьен кивнула.
— Тогда предоставьте это мне.
Вивьен колебалась, но знала, что так и сделает. Она опустила руку в карман халата, достала флакон с ядом и отдала пузырек Адалине, которая зажала его в кулаке.
— Вы поступаете правильно, — сказала Адалина, — вам не будет причинено больше никакого вреда. Клянусь.
Вивьен бродила между стен Овального сада, прокручивая разговоры в голове — с Лили, с Гилбертом, ссоры с Джио.
Листья вокруг шептали:
От мысли о Гилберте в Барбароссе у нее холодело все внутри. За завтраком в то утро он набросился на круассаны, выпил много сока, отрез'aл масло для тостов целыми кусками. Она не могла смотреть на него, ненавидя все больше.
В отчаянии она обращалась к небу:
По небу тихо проплывали облака. Ответа не было…
Сначала она подумала, что голос раздался с неба. Затем повернулась и вздрогнула.
— Я скажу, что это была я.
Изабелла стояла у входа в сад. Ее волосы были перетянуты лентой. Без макияжа она казалась очень молодой, невинной. Почти.
— Что ты сказала? — Голос Вивьен дрогнул.
Золовка повторила:
— Я скажу Джио, что это была я. Я виновата.
Вивьен испугалась и отступила назад. Она не понимала, о чем говорит Изабелла. Все, что она знала, — это то, что она здесь одна, беззащитная, легкая мишень.
— Скажу, что я убедила тебя скрывать от него, — продолжила Изабелла. Ее лицо почти ничего не выражало. — Скажу, будто ты была готова рассказать Джио, что твой отец жив, что соврала только потому, что любила его, но я уговорила тебя поступить иначе, потому что так ты причинишь ему боль. Ты хотела открыть правду, но я остановила тебя.
Женщины стояли друг напротив друга, застыв, как волки перед схваткой.
— Зачем тебе это? — спросила Вивьен неуверенно.
Изабелла пошевелилась первая. Она подошла к скамейке и села.
— Так я прошу прощения, — ответила она, сложив руки на коленях.
Куда деть свои руки, Вивьен не знала. Она не ослышалась?
— Я знаю, что сделала с твоей жизнью, — продолжила Изабелла. — И признаю, что сделала это намеренно. Я ревновала. С самого первого дня. Меня бесит, как сильно мой брат любит тебя. Он любит тебя больше, чем меня, и я не могла — не могу — выносить этого.