Тайна старых картин

– Извините, гражданин начальник, можно папиросочку? – Хомич заискивающе посмотрел на Дубовика и двумя пальцами дотронулся до своих губ.

– Капитан, дай ему закурить! – кивнул подполковник Ерохину.

– С начала войны рассказывать? Кое-что вы уже знаете… Рассказывать? – попыхивая папиросой, спросил арестованный. Получив молчаливое согласие, начал говорить: – Я, когда немцы пришли в город, сидел в КПЗ – брательника подстрелил по пьяному делу, как я уже говорил. Со мной ещё двое. Так, мелкота, хулиганы. Вот, значит, вечером пришел наш следователь, сказал, что утром всех перевезут. Объяснять, почему, не стал, но мы и сами догадались – канонада была слышна уже за городом, понимали, что немцы близко. Но, видно, начальство не рассчитало время, не успели за нами приехать, а, может быть, и не захотели возиться. Только утром услыхали мы, что танки идут по улицам, и речь слышна гавкающая. А в СИЗО к тому времени уже полная тишина стояла. – Он звякнул наручниками, поднося папиросу ко рту. – Просидели мы так сутки. А потом вдруг затопали в коридоре, открылась дверь, и появились на пороге немцы. Один офицер, один гражданский и двое солдат. Офицер с гражданским холеные такие! Пахло от них дорогим одеколоном. Гражданский в тонком пальто, при галстуке и шляпе. Офицер через него нас допрашивал. Спросил, не желаем ли мы работать на немцев, ну, полицаями, значит. Или, сказал, расстрел… А что было делать? – нервно спросил Хомич, и, встретив вместо ответа тяжелый взгляд Дубовика, опустил глаза. – Повели нас в комендатуру, а там этот гражданский спрашивает, местные мы или нет. Я родился здесь, вернее, в районном центре, но учился здесь в институте, на инженера. Так и сказал. Этот гражданский спросил, не знаю ли я, где дом купца Лыткина. А я как раз очень хорошо это знал, он располагался на одной улице с нашим общежитием, городские все об этом знали. Рассказывали, что там до империалистической войны страшное убийство произошло. Вроде, как дочь этого Лыткина убили. Ну, он ко мне, значит, кинулся: показывай! Ну, пошли мы с ним к тому дому, там до войны интернат для детей был. Их, видно, успели, эвакуировали. Так вот, заходит этот гражданский в дом, и прямо с лица сменился, белый весь стал, и так принюхивается, что ли… Потом упал на колени и зарыдал!.. Тогда я понял, что он домой пришел. Спрашиваю, так ли это? Он кивнул и говорит: «Я младший из Лыткиных – Лавр. Совсем маленьким был, когда вывезли меня из России». Вот оно что, думаю! Он поднялся с колен, схватил меня за лацканы и дышит мне в лицо: «Помоги мне, а я тебе помогу остаться в живых!» В общем, рассказал, что папаша его в этом доме спрятал семейные драгоценности, их надо найти, особенно, какую-то статуэтку девушки. И как-то назвал её… Я не помню… Прислал он на помощь мне тех ребят, что со мной в КПЗ сидели, надсмотрщика приставил. Ну, взялись мы за дело, стали стены простукивать, в подвалах искали…

– Нашли что-нибудь? – затаив дыхание, спросил Дубовик.

– Нашли, шкатулку небольшую, в ней были какие-то безделушки, но, как я понял, не особо ценные. Деньги бумажные нашли, много. Только кому они такие нужны? Бумага и больше ничего!.. Только Лавр этот, ну, никак не отставал от нас: ищите, дескать, должна быть эта статуэтка где-то. Короче, дом чуть не по камню разнесли, нет ничего, и всё тут!.. Немец тот тоже приходил, злиться стал, с Лавром ругались они, только не знаю, о чем – говорили по-немецки. Одним словом, отстранили нас от этой работы… Правда, Лыткин сдержал свое слово, направили они меня в школу диверсантов. Ну, дальше вы всё знаете…

– А как звали того немецкого офицера? Звание? Можете сказать?

– Штандартенфюрер СС, а имя его… Лямке, что ли?

– Дитрих фон Лемке? – подсказал Дубовик.

– Да-да! – закивал Хомич. – Лыткин звал его по имени Дитрих. И потом это имя я слышал не раз, когда учился там, у них… – арестованный опустил голову и замолчал.

– Что-нибудь ещё упоминал этот Лавр? Называл имена? Описывал статуэтку, которую просил найти? Что, вообще, она из себя представляла?

– Да я так понял, что он и сам точно ничего не знал, так только, говорил, что очень дорогая вещь… – он задумался на некоторое время, потом несмело произнес: – А ещё там один дворник постоянно ходил к нам покурить, поболтать. Так вот он много рассказывал про эту семью. Правда, я мало, что помню. Про дочь их говорил, что она рисовала хорошо. Только, вроде бы, с ума сошла, что ли… А дворника я того знаю! Он живет на Гоголя, там ещё такой дом большой красный, номер то ли 45, то ли 49… Дворник этот такой белый весь уже – седой, борода, усы…

– Хорошо, спасибо за информацию, – Дубовик поднял трубку телефона, чтобы вызвать охрану. – Если что вспомните, скажите дежурному, он нам передаст.

Ерохин закрыл дверь за Хомичем, которого увел вызванный охранник, и обратился к Дубовику:

– Товарищ подполковник, а что это за статуэтка такая? Поделитесь, – он сел напротив своего начальника.