Тайна старых картин

Домна Кузьминишна повернула голову к дивану и жестом поманила сидящую на диване Аглаю. Девочка лишь кивнула: разговаривать она не могла, была глухонемой от рождения. Но отсутствие одного дара заменилось с лихвой другим. Будучи ещё совсем крохой, она однажды вошла в кабинет к отцу, взяла лист бумаги с рабочего стола, карандаш и нарисовала его портрет. Рисунок хоть и дышал детским восприятием, но настолько точно передавал саму суть, что Лыткин и всё его семейство поняли сразу: Господь одарил девочку необыкновенным талантом художника. С той поры отец постоянно покупал ей холсты, палитры, кисти, краски. Написанные готовые картины вставлял в дорогие багеты, и они наравне с полотнами великих художников висели на обитых шелковыми обоями стенах дома.

Однажды некий заезжий художник, расположившийся со своим мольбертом на берегу реки, был весьма удивлен и поражен, когда семилетняя девочка, подойдя к его картине, вдруг взяла у него кисть и двумя мазками исправила то, что он пытался сделать вот уже два дня. Няня, гуляющая с детьми Лыткиных, объяснила молодому человеку, в чем дело. Тот упросил женщину проводить его к родителям девочки. Там он стал горячо убеждать их отдать Аглаю в художественную школу, но отец был неумолим: девочка очень мала, нуждается в уходе и заботе своей семьи. А к этому разговору обещал вернуться через несколько лет. Правда, раз в год художник появлялся в их доме и с удовольствием разглядывал законченные новые работы Аглаи. Молча, указывал ей на её ошибки, а она прекрасно его понимала и в ответ лишь кивала головой. Но с каждым разом работы её становились всё профессиональнее, и молодой человек говорил, что девочку ждёт большое будущее.

Но пока она оставалась для своих родителей просто ребенком, которого все очень любили, жалели и берегли. Она платила им тем же, и очень внимательно следила за каждым из них, порой совершая своей молчаливой заботой чудеса.

Так, в одну из ночей холодной осени девочка внезапно проснулась и побежала в спальню малышей. Там она разбудила няньку и, мыча, показала на кроватку самого младшего сынишки Лавруши. Мальчик непонятно почему задыхался. Нянька схватила ребенка на руки, а Аглая уже привела в детскую мать. Мальчик был спасен. С той поры семья считала девочку не просто чудом, но и своим ангелом-хранителем.

Сейчас же мысли о судьбе Дарьи занимали не только материну голову, ею была обеспокоена и Аглая. Весь вечер она с неутомимым вниманием смотрела на старшую сестру, которую боготворила, и любовь свою к ней выражала в необыкновенных портретах, на которых изображала Дарью прекрасной ланью, окруженной яркими цветами и чудными птицами. За это сестра благодарила девочку нежными объятиями и поцелуями. А обеспокоиться о судьбе сестры Аглаю заставил один очень странный случай, которому она, по своему возрасту, никак не могла дать никакого объяснения, но понимала, что это следует хранить в тайне. Только девочке очень хотелось узнать, в чем она заключалась, и, по мере возможности, помочь Дарьюшке.

Два дня назад дворник Григорий на заднем дворе резал кур и индюшку, которых Домна Кузьминишна привезла с рынка. Отрубив птицам головы, мужик понес их на кухню, сам же там и остался помогать ощипывать тушки. Дарья в это время стояла у окна, выходившего во двор, а Аглая сидела у мольберта и писала очередной портрет своей сестры. Вдруг та встрепенулась и, махнув рукой девочке, что сейчас придет, побежала вниз. Аглая удивилась и выглянула в окно. Там она с удивлением увидела, как Дарья в домашних туфлях и накинутой старенькой шубейке, оглядываясь, с осторожностью подбежала к чурке, возле которой валялись куриные головы, достала из кармана белую тряпицу и помакала ею о кровь птицы. Потом, также скрытно, вернулась назад. Девочка подумала было, что сестра готовится к святочным гаданиям, но, когда на следующий день увидела матушку в комнате сестры, что-то строго спрашивающей у той, Аглая с ужасом увидела, как Дарья показала матери эту тряпицу. Домна Кузьминишна удовлетворенно кивнула и вышла, а сестра быстро сожгла неприятную вещь в топившейся голландской печи.

Теперь, видя смятенное состояние Дарьюшки, девочка интуитивно связывала настроение сестры с тем случаем, но понимала, что помочь не может, и это угнетало её.

Год 1955, январь

Дворник Иван Степанович Ходуля тихонько стукнул костяшками пальцев в дверь кабинета Дубовика. Услышав ответ, приоткрыл дверь и робко вошел.

– Вызывали, Андрей Ефимович?

Дубовик замахал ему рукой:

–Что ты там стучишь, жмешься, проходи к столу, закуривай! – он показал на пачку папирос, лежащую в пепельнице на приставном столе. – У меня к тебе есть дело!

Поняв, что никто не собирается его отчитывать за «самодеятельность» с принесенными картинами, хотя Туманова говорила о недовольстве подполковника, Степаныч сел и, успокоено, затянулся дорогой папиросой.

– Расскажи-ка мне, Иван Степанович, о своей находке. Как это ты удосужился раскопать целую художественную галерею? – пряча улыбку, спросил Дубовик.