Тайна Тихого океана

– Да ладно тебе, Толян! – сплюнул Кучин, словно ему на язык что-то попало, и удивленно попытался заглянуть внутрь банки сгущенки. – Не в первый раз. Помнишь, как к вентиляционной трубе на У-17-Б автралийцы подсоединили контейнер с мухами це-це… А ты рот закрой! – это уже Зыкину.

– Что ж теперь будет? – Зыкин непроизвольно сжал ни в чем не повинную, бедную банку, вминая стенки внутрь.

Да, прав был старшина Кучин: очень многому еще придется научиться рядовому Валерию Зыкину, прежде чем он станет полноценным мегатонником. Ведь это так просто: вертолет привез генерала и концертную бригаду, привез и должен увезти. Так зачем нужны ему пусковые установки на, не много не мало, шестнадцать ракет?!. Если б только для обеспечения безопасности груза, тогда б это были многоцелевые ракеты, а не класса «воздух – земля»…

А подгоняемые ритмом жестокого танца пульсы уже стучали, как пулеметы. Острое предчувствие неминуемой опасности разлилось по объекту У-18-Б, натягивая жилы, как струны.

И вот танцующая пара распалась; он и она встали по разные стороны концертной площадки. И, подхлестываемые ритмом, как ударами бича, пошли навстречу друг другу. И сошлись в последнем вираже.

Arena del Sur caliente

que pide camelias blancas.Llora flecha sin blanco,la tarde sin manana,y el primer pajaro muertosobre la rama.Oh guitarra!Corazon malherido

por cinco espadas! [6]

Музыка оборвалась.

И белая роза стало вдруг алой. И полковник медленно завалился набок с кривым ножом под сердцем, и уже не было в происходящем ни гармонии, ни музыки. Полковник скрючился и замер.

И с одной стороны оказались подхватившиеся с мест мегатонники, а с другой присланные им на погибель валькирии.

– Ну вот, началось, – вздохнул Кучин, спрятав недоеденную сгущенку за пазуху, к мобильнику. И хрустнул пальцами. И застегнул полушубок. На все пуговицы.

Глава 2. Конец объекта У-18-Б

Генерал Евахнов ничего этого не видел. Генерал Евахнов в это время с опаской глядел себе под ноги – показалось, что корка льда, сковавшая Муринские топи, предательски поскрипывает и потрескивает. Не ровен час, провалимся еще к едрене фени. И снег прекращается, и поднимается ветер…

А потом мелодия танго вдруг оборвалась, а потом студеный воздух наполнился смертоносным свистом, успокоившийся снег вокруг брызнул фонтанчиками, затараторили частые глухие хлопки, некая сила оторвала генерала от земли, швырнула в сторону, шваркнула об твердое. От удара на миг перехватило дыхание.

Евахнов наивно засучил ногами в поисках опоры, но каблуки парадных ботинок скользили по льду, папаха наползла на глаза, заслоняя мир каракулевыми завитушками, он попытался опереться на локоть, запутался в полах шинели, и чья-то тяжелая рука прижала его ко льду.

– Не вставайте пока, товарищ генерал, – попросили его в самое ухо. – Опасно.

Усиленный динамиками женский голос что-то вещал на красивом иностранном языке – вроде как на испанском, испанского Евахнов не понимал, но и без перевода было ясно, что ничего хорошего эта испанская речь не подразумевает. Речь быстрая, яростная, с частыми «р», «д», «с», с подчеркнуто звонкими гласными, заглушающая свист и хлопки.

Наконец ему удалось сбить папаху на затылок, и он обнаружил, что лежит на снегу за одним из ледяных истуканов, а на груди его, прижимая ко льду, покоится длань мичмана Мильяна. Сам Мильян осторожно выглядывал из-за истукана.

– Ты чего… – прохрипел Евахнов, сбрасывая с себя руку мичмана и рывком переворачиваясь на живот. – С цепи сорвался?..

Обеззвученные глушителями автоматные очереди прошивали воздух, в свинцовом потоке смерти бешенно метались взвившиеся снежинки, пули визгливо прокусывали ледяные фигуры. Но все звуки перекрывал гневный голос, тараторящий на непонятном языке, эхом ревербератора снующий среди трухлявых деревьев и запорошенных кочек в поисках укрывшихся людей.

– Война, товарищ генерал, – не поворачиваясь бросил Мильян. – Атака неприятеля. Вы полежите пока, а когда можно будет вставать, я вам скажу.

– Война?..

Евахнова прошиб пот, под шинелью вмиг стало жарко, словно он прямо в одежде зачем-то полез в сауну. В руке оказался табельный пистолет, секунду назад мирно покоившийся в поясной кобуре. Потной пятерней генерал стиснул холодную рифленую рукоять, большим пальцем щелкнул флажком предохранителя, левой рукой оттянул затворную раму, досылая патрон в казенник. Все было проделано инстинктивно; тренированное тело само действовало по боевой обстановке. Не-ет, судари мои, не заплесневел Евахнов в генеральском кресле, помнит как держать в руках боевое оружие!

– Она самая, война, – почему-то шепотом ответил Мильян. – Слышите, что красавица втирает?

Несколько пуль на излете впились в огромный нос истукана; осколки льда, как искры бенгальского огня, разлетелись во все стороны, усыпали утаившихся за скульптурой людей.