Тайна царя-отрока Петра II

В Верховном тайном совете относительно Малороссии Пётр II объявил: “В Малой России ко удовольствию тамошняго народа постановить гетмана и прочую генеральную старшину…” Все дела, касавшиеся Украины, были переданы в ведение Иностранной коллегии».

Каприз Катерины

Пётр II после коронации надолго остался в Москве – чуть не на два года. Долгорукие жили то у себя на Знаменке, то в усадьбе Горенки. В Горенках гостей встречали два льва у входа. Такие львы – особая гордость знатных семейств: охраняющие, сберегающие, пугающие и при этом улыбающиеся! В них было что-то детское, наивное, домашнее.

Однажды княжна Катерина заявила: «Хочу побывать в нашей старой усадьбе, в Глинках». Уговорила дядю Сергея поехать вместе – благо не столь далеко. Глинки год назад были проданы графу Брюсу, который прежде оглядел местность, изучил строение тамошней земли – воду, растения, травы, ползучих гадов и кое-что ещё, неведомое ни прежним хозяевам, ни окрестным помещикам.

Брюс был рудознатцем, то есть умел по внешним признакам, приметам угадывать залегание полезных и неполезных ископаемых и даже прошедшую историю местности.

А Катерина пожелала посетить Глинки, ибо там проходило её детство.

Лошади въехали в усадьбу, гости глянули вокруг – усадьбу не узнать. На барском доме возвышалась обсерватория, подобная той, что на Сухаревой его башне; новые строения, расширились конюшня, псарня. Брюс славился умением не только приобретать лошадей, но и лечить их, и даже принимать роды. Князь и Катерина с любопытством оглядывали всё.

Весело было в детские годы в Глинках! – ребятишки, княжеские и дворовые, бегали взапуски, играли в прятки, вечерами садились у костра и пели хохлацкие песни, в Масленицу катались на санях, на качелях. Но ничего не было лучшего, чем театральные сценки и французские танцы в барском усадебном доме.

Славилась среди них Палашка, служанка Катерины, – так умела крутиться, такие выкрутасы устраивала, что гости кричали: «Фору! Фору!» Тоненькая как былинка и быстрая как ручеёк.

А потом с ней вышла худая история: влюбилась в конюха Миколу, да так, что вечерами её и не найти, – то ли в конюшне, то ли в парке. Княгиня Прасковья сердилась, отсылала её на скотный двор, в дальние покосы.

Догадались, что та беременная, устроитель театра первым заметил что-то неладное. Кто же будет теперь потешать гостей? И приказали одной бабке-знахарке сделать так, чтобы стала девка опять «пустая», могла танцевать. Конюха Миколу куда-то спровадили. Палашка спáла с лица, у неё появилась какая-то кривоватая улыбка.

Когда продавали имение, Долгорукий разрешил слугам, кто хочет, оставаться в Глинках, – Палашка пожелала остаться. Брюс и жена его Маргарита приветили её, и Пелагея оказалась не только хорошей танцоркой, но и толковой, сообразительной, на всякое дело годной. Новый хозяин вызывал у неё страх и трепет, но она всему училась: у бабки знахарству и травам, у Брюса в домике его алхимическом подавала склянки. И ничего не забывала: ни кудрявого своего конюха Николая, ни молодой княжны Катерины. Если бы можно было ей отомстить! И за Миколу, и за убитого младенца!..

Брюс показал княжне недостроенный свой дом, наверху – обсерватория. «Приезжайте на будущий год, всё покажу, подивитесь». Они прогуливались по парку, граф увлекал её рассказами о том, что здесь будет через год… Говорил умно, заманчиво, Катерина слушала со вниманием.

И тут вдруг на дорожке возле церкви Катерина увидела её, служанку Палашку. Вот удача! С тех пор у княжны не было такой ловкой служанки – надо забрать, выкупить её у Брюса. Однако Палашка буркнула: «Здравия желаю, ваше высочество!» – и не останавливаясь побежала дальше.

Какая-то странная кривоватая ухмылка мелькнула на её лице. Что делать? Брюс не желал расставаться со служанкой.

– Господин граф, а ежели отец мой обменяет Палашку на лучшего коня своего? – спросила она.

Но он покачал головой и добавил:

– Потом, может быть, потом.

Между тем уже темнело, и князь Сергей Григорьевич торопил племянницу: поглядела – и хватит. «Не капризничай, племянница. Едем!» И Катерина так и осталась со своим капризом.

Только не из тех людей была Катерина, что прощаются со своими желаниями. Миновало два месяца (царский двор жил в Петербурге) – и она снова уговорила дядю ехать в Глинки, а у отца выпросила лучшую лошадь для Брюса.

На этот раз господский дом предстал ей во всей красе. Зеркальный пруд, густые, особенного, синеватого цвета ели… Дом показался выше, чем прежде.

– А-а, – догадалась княжна, – это как на Сухаревке у него, в башне, обсерватория. Для наблюдения за звёздами… Глянь, дядя! Тут пруд – и с той стороны тоже пруд, а домов-то, домов!..

У ворот забегали слуги, торопясь уведомить хозяина о прибытии важных гостей, – одна коляска чего стоит! Верх кожаный, кони в серебряной упряжи, старик в шитом серебром камзоле, а девица – ну что тебе царица.

Яков Вилимович отошёл от государственных дел, хотя знал всё, что происходит у царя. Теперь он любил удивлять соседей, гостей званых и незваных.