Тайна царя-отрока Петра II

Князь Иван сдержан, молчалив, бокалы с вином лишь пригубливал, беседы вёл умные, толковые, даже пробовал играть на скрипке. С невестой держался на расстоянии. В мыслях-то, в сердце своём в объятиях её стискивал, ласкал, а в жизни только пальчиков холодных касался…

Свадьбу решили играть 19 января. И не только потому, что за день до того Наталье исполнялось шестнадцать лет, но оттого, что на тот же день назначена государева свадьба, а двойные свадьбы, известно, к счастью.

Три праздничных дня пролетели быстро, и Долгорукий вновь вернулся в лефортовский дворец. А Наталье пришло время навещать своих сродников. В первую очередь дядю Владимира Петровича, который по нездоровью своему отсутствовал в день помолвки. Отправилась она туда с младшим братом Сергеем.

Дядя был уже на своих ногах, сердечная боль отпустила – и бурно выражал радость. На столе лежала простая еда: холодная говядина, капуста, квас, любимое дядино желе из клюквы. Он потребовал подробного отчета, как прошёл сговор, и Наташа охотно о том поведала (а потом описала в своих «Своеручных записках»):

– Ах, дядя, вправду сказать: редко кому случалось видеть такое знатное собрание! Вся императорская фамилия была на нашем сговоре, все чужестранные министры, все знатные господа, весь генералитет. Столько было гостей, сколько дом наш мог вместить… Ни одной комнаты не было пустой… А подарков сколько!.. Петруша поднёс Ивану Алексеевичу серебра пудов шесть – старинные великие кубки, фляги золочёные!.. Когда мы выходили – простой народ запрудил улицу, и крики стояли, и славили меня: «Слава Богу! Господина нашего дочь идёт за великого человека! Восславит род свой и возведёт братьев на степень отцову!»

– Вот и славно… – раздумчиво заметил Владимир Петрович. Он подвёл племянницу к шкафу. – Вот, – взял в руки большую гербовую бумагу с начертанными на ней рисунками, знаками – родословное древо Шереметевых. – Дай Бог тебе внести в сие древо достойных потомков! И помни всегда девиз: «Бог сохраняет всё».

Дядя стар и болен, однако ничуть не утратил энергии и жизнелюбия. К тому же стал изрядно говорлив. Подобно всем петровским дворянам, которые вели суровую походную жизнь, а на старости лет забирались в свои вотчины или московские дома и отлёживались там, любил рассказывать молодым о деяниях предков. Он и сегодня пустился в воспоминания:

– Рохлей али пентюхов в нашем роду не было! Чести искали на полях сражений, и забота их не о себе была, а об России… Борис Петрович, батюшка ваш, будучи окружён турками, помню, приподнялся на лошади и крикнул солдатам: «Аль прорвёмся мы чрез поганых турков, аль не быть нам всем живы!» С умом и строгостью управлял предок ваш войском, однако не хуже того был и в мирной, домашней жизни. Смолоду себя к узде приучал, натягивал вожжи характера своего! Не чета мне, я-то кипуч, горяч… Вы, молодёжь, учитесь с младых ногтей уму-разуму… А ты, Натальюшка, когда в чужой семье будешь, – крепко себя держи. Долгорукие-то вон какое великое семейство, ежели не по-ихнему – загрызут. Ты им с первого дня достоинство своё покажи. Свёкор твой мёдом не мазан, иглы так и топорщатся… однако Иван добрый молодец и собой пригожий… Ежели не ссорно жить – так всё ладно будет…

Сергей, мечтавший о военной службе, попросил:

– А расскажите, дядя, про Василия Борисовича.

– Про Василия Шеремета? О, храбрее его в нашем роду вроде и не было! С охотой вспоминаю его… Да-а… Что самое замечательное в походной жизни его? Как он три дня у Белой Церкви неприятеля теснил! У него тридцать пять тысяч войска, у них семьдесят тысяч – поляки тогда с татарами соединились, у Шеремета половина русских, половина черкесов да калмыков – как они за русского царя воевали, как кричали и взвизгивали – удержу не было! Шереметев во главе и всеми любим!.. И победил бы он всенепременно, кабы не изменники да не предатели. Тьфу, поганцы сатанинские!

– Как почитаешь, как послушаешь, – с наивностью заметил Сергей, – так диву даёшься: история вся – только войны да походы…

– А ещё, – подхватил дядя, – доносы да вероломства… Простой человек, правда, и без вероломства проживёт, а кто близко к трону – тот только того и жди… Уж какой верный слуга Ивану Грозному был наш Иван Васильевич Большой! Казань, Ливонию, Крым воевал, и поди ж ты, тоже стал неугоден… Нашёлся человек лядащий, написал на него донос – и всё, гневу царскому края не было… Скрылся тот в Белозёрском монастыре, но Грозный и там его настиг, в цепи велел заковать, железа пудов десять навесить на шею да ещё и письма писал поносные. Не приведи Господи!.. Немилость царская, донос да топор вострый – только того и жди!

Наталья подумала о молодом государе: что-то с ним станется?

Владимир Петрович помолчал, однако долго унывать он не умел и не без озорства добавил: