Тайна «Утеса»

Детская психология меня нисколько не интересовала. Мне казалось, что Памела уводит разговор в сторону. Я хотел узнать, кто пролил столько слез в «Утесе», кто прошел через муки ада в мастерской почему по дому вдруг распространяется то благоухание, то мертвящий холод.

— А потом Кармел вернулась? — спросил я.

— Да, — сурово ответила мисс Холлоуэй. — Несмотря на свои обещания оставаться за границей, она вернулась.

— И как ее встретили? — спросила Памела. — В то время Мередит был дома?

— Да, он сам открыл ей, когда она постучала. До конца своих дней не забуду, как он был поражен Кармел превратилась в оборванную, истощенную бродяжку Мередита передернуло от брезгливости. Он посмотрел на нее, поднялся наверх, вызвал Мери и заперся в мастерской.

— А Мери? Она спустилась вниз, к Кармел? — спросила Памела. — Вы сами все это видели? Вы были там?

— Я видела все. Услышав плач Кармел, я выбежала из своей комнаты. И увидела, как вышла из мастерской Мери — она позировала там мужу, — Мери оперлась на перила и посмотрела вниз. Если бы она велела Кармел немедленно убраться вон, я бы ее не осудила. Но Мери поступила иначе. Она долго смотрела на Кармел, потом повернулась ко мне. Наши взгляды встретились. Она медленно улыбнулась, потом спокойно спустилась с лестницы.

— И впустила Кармел в дом?

— Она привела ее в гостиную, затопила камин — был октябрь, — напустила горячей воды в ванну, приготовила для Кармел свою одежду. Кармел кашляла, плакала и выкрикивала какую-то брань. Она упрекала мистера Мередита. Но поскольку она не потрудилась осилить английский, смысла ее слов, я, к счастью, не улавливала. Мери тихо увещевала ее, как ребенка.

— Значит, Кармел осталась в «Утесе»? — заключила Памела и спросила: — В какой же комнате?

— Наверху в маленькой, напротив комнаты Мери. Я уступила ее Кармел, а сама перебралась к Мери. Но она проспала там только одну ночь, от ее кашля никто в доме не имел покоя. На следующую ночь мы постелили ей в столовой.

— А что же Мередит? — вмешался я, возмущенный этой невероятной историей. — Он-то что предлагал?

— Он предложил нарисовать ее, — ответила мисс Холлоуэй.

— Боже святый!

— Я слышала, как он сказал Мери: «Если ты ее выдержишь, пусть она останется. Мне она нужна. У меня родилась превосходная идея». К тому времени Мередит, видимо, уже кончил портрет Мери — во всяком случае, уговорил себя, что кончил, — и носился с мыслью написать, как он выражался, «сюжетную картину в старом вкусе» Правда сам над собой посмеивался, но тут заявил, что Кармел нужна ему для этой картины.

— А Кармел знала, в чем дело? Она согласилась позировать? В ее-то состоянии?

— Нет, она ничего не знала, хотя, может, и догадывалась. Мередит не пускал ее в мастерскую, наоборот, держал дверь у себя запертой. Он ведь и так хорошо знал ее лицо. Бывало, мы сидим за столом, а он глаз с нее не сводит, кончим есть, а он все разглядывает ее в упор. Доводил этим Кармел до слез. Она же все еще была влюблена в него, как кошка. А потом он, прыгая через две ступеньки, взбегал к себе в мастерскую. Я слышала, как он там насвистывал за работой.

— И долго это продолжалось?

— Недели две. А послушались бы меня, кончилось бы быстрей, — продолжала она на низкой трагической ноте, — и кончилось бы по-другому. Уже через несколько дней я сказала Мери, что Кармел нельзя держать в доме. Она портит ребенка.

— Портит? Вы имеете в виду — балует? — спросила Памела.

— Вот именно, самым возмутительным образом. Она не соблюдала никаких правил, пренебрегала дисциплиной. Я, конечно, запретила ей бывать в детской, но бороться с ней было невозможно, она то и дело прокрадывалась туда, даже по ночам.

Глаза Памелы округлились.

— Значит, это она… Вы запрещали зажигать свет в детской? — спросила моя сестра.

— Разумеется.

— И миссис Мередит соглашалась с этим?

— Мы всегда думали одинаково.

— Понятно.

Мисс Холлоуэй испытующе взглянула на Памелу, словно встревожилась, не слишком ли многое ей понятно. Она ловко старалась обвести нас вокруг пальца, рассказывая только то, что желала нам внушить, — ни больше ни меньше. И время у нее было рассчитано великолепно. Я заметил, как удовлетворенно блеснули ее глаза, когда она взглянула на часы, — скоро у нас не останется ни минуты, и ей удастся избежать дальнейших вопросов, чего она и добивалась. Эта женщина отличалась умом и стальной волей.

— И все-таки, — вступил в разговор я, пытаясь ускорить течение беседы, — Мери не отослала Кармел?

— Мистер Мередит был против. «Мне нужно только три дня, — просил он Мери, — потерпи ее еще три дня, и я даю тебе слово, что больше ты ее никогда не увидишь». Помню, как он при этом улыбался. И ведь добился чего хотел. Из-за его упрямства и погибла Мери.

Что-что, а ненавидеть мисс Холлоуэй умела.

— Пожалуйста, расскажите об ее последнем дне, — без обиняков попросил я.

— Я как раз и собираюсь. — Ровный сдержанный тон мисс Холлоуэй сам по себе являлся упреком. Мне стало не по себе, когда я подумал, каково было маленькой Стелле расти под этим холодным взглядом.