В голову мне пришла интересная мысль. Что, если в доме обитают две Кармел — два призрака, или два запечатленных воспоминания, как угодно? Быть может, всему виной некое смещение во времени. Я не совсем хорошо представлял себе теорию, объясняющую это явление, но знал, что она допускает такую возможность. Кроме того, существует учение древних об астральных телах. Вдруг Кармел, терзаемая страстями, оставила после себя сначала один призрак — кроткий, потом другой — пылающий ненавистью, — и оба они теперь обитают в «Утесе»! Но мысль эта заводила слишком далеко, и я не занес ее в дневник. Вместо этого я принялся записывать подробные выводы:
Взять на заметку: ощущению холода сопутствуют страх, паническое смятение и что-то вроде паралича или состояние, близкое к обмороку. За всем этим неизменно следует появление на лестничной площадке наполовину материализовавшейся фигуры, которая иногда спускается по лестнице и входит в детскую.
Вопрос: кто это? Кармел, одержимая местью? Не ошиблась ли Лиззи? Может быть, она видела на площадке не Мери, а Кармел?
Принять к сведению: запах мимозы и мерцающий свет не вызывают ощущения холода и страха. Стелла связывает их с присутствием Мери.
Вопрос: к чему стремится Мери? Защитить Стеллу от Кармел? Зачем Мери воспользовалась запахом мимозы, чтобы привести нас к коробке Кармел? Что означает пустой флакон, хранившийся в коробке?
Принять к сведению: чувство угнетенности, охватывающее в мастерской, связано с мыслью о старении, о силах, растраченных впустую.
Вопрос: является ли это следствием потрясения, которое здесь испытала Кармел?
Принять к сведению: лицо, которое померещилось в темноте Памеле, было лицом юной Кармел.
Вопрос: было ли это лицо галлюцинацией, вызванной тем, что Памела видела картину «Рассвет»?
Принять к сведению: звуки рыданий не вызывают ощущение холода и страха.
Вопрос: не являются ли рыдания — и те и другие — простым отзвуком прошлого, или бурные связаны с прошлым, а усталые выражают непреходящее и сейчас горе? «Мери никогда не плакала».
Последний вопрос был самым затруднительным. Я не мог подыскать ему объяснение, не представлял также, что сказать по поводу коробки Кармел. На остальные вопросы я, пожалуй, мог бы определенно ответить «да». Ну что ж, остается надеяться на Ингрема, ведь он привык к логическим построениям. А вдруг нам помогут сами призраки? Насколько это в человеческих силах, мы не должны противиться их воздействию, хотя нам известно, что один из духов — злой. Что-то принесет нам предстоящая ночь?
Наконец я услышал, что подъехала машина.
Вряд ли я кому-нибудь так радовался. Гости наши сияли, как мальчишки, прибывшие на каникулы. Макс гордился тем, что сумел раздобыть для нас Ингрема, а Ингрем сгорал от любопытства, которое даже не пытался скрыть. Мы сели ужинать с приятным чувством, что земля опять прочно утвердилась на своем месте и хозяевами на ней остаются живые люди. К Памеле вернулась ее обычная живость, исчезнувшая в последние недели. На ней было темно-красное платье сообщавшее румянец щекам, а на шею она надела тонкую серебряную цепочку с рыбкой из белого нефрита — подарок Джудит.
— Это — китайское украшение, — улыбаясь, объяснил Макс. — Нефрит охраняет от злых духов.
Макс и Ингрем пообедали в поезде, но сумели воздать должное и пирожкам, и пирожным. Макс не знал о болезни Стеллы, и мы не стали ничего рассказывать. Ему было известно только, что мы совершенно растерялись в загадочной, исполненной трагизма атмосфере нашего дома и ждем, что он поможет нам найти выход. Уже само его присутствие — могучая фигура, раскатистый голос и довольный смешок — утверждали превосходство живых над мертвыми.